Упрощенная HTML-версия
ê
Гавриил КУНГУРОВ
200
Пришел брат Филимона — Никанор.
Маланья окликнула мужа.
— Филимон, брат к тебе наведался.
Филимон спустился с печи.
— Что, скулу своротили? — спросил Никанор.
— Отойду, мне не впервой.
— То-то!
Тщедушный, седенький, с кудластой бородой, Никанор не был похож на бра-
та —широкоплечего, плотного и жилистого мужика. Глазки у Никанора маленькие,
шустрые да хитрые, как у зверюшки. Из-под густых бровей они выглядывали на-
смешливо и добродушно. Наоборот, узкие, раскосые глаза Филимона смотрели в
упор, пронизывая насквозь человека. И не зря говорили про Филимона: «Глазищи у
него — огонь, так и обжигают, человеку нутро выворачивают».
Филимон закашлял.
—Ого, да у тебя и нутро-то не в порядках! Пей, брат, траву трилистник — тра-
ва та болезни гонит.
— Пью, — сурово ответил Филимон. — Как не пить!
Никанор подсел к брату, приник к уху:
— Расея наша матушка в слезах и крови тонет. В леса народ бежит, в леса...
— Отчего так?
— Слух прошел, что великий наш государь вскипел гневом на народ и пове-
лел рубить и правого и виноватого. Обагрилась вся Русь-матушка горячей людской
кровью и задымилась в чаду пожарищ. А бояре, да царские наушники, да палачи
от радостей места не найдут — говорят: «В страхе, мол, государь-батюшка народ
свой держит, и то правильно делает: народу, мол, надо устрашение превеликое, а то
людишки и друг друга побьют».
— А народ что?
—По слухам, народишко люто обиделся. Схватили озорные людишки топори-
ки, колья да дреколья, а кто саблю остру, а кто и пищаль огневую, и пошли на госу-
даря, на бояр да на палачей государевых... А смиренные в темных лесах спрятались,
живут в тихости...
— Замолчи, Никанор! — озлилась Маланья. — Вырвут язык твой окаянный,
вырвут!
— Умолкаю, — опустил голову Никанор.
Маланья вышла.
Братья подошли к оконцу. Филимон вздохнул:
—Смотри, Никанор, каковы дали небесные и лесные — светлы да заманчивы.
Есть ли им конец? Сосет и гложет сердце: что за теми синими далями, какие земли,
какие царства? Может, счастье-то, брат, там? А? — Он показал рукой на восток, где
сизая дымка тихо плыла над далекой тайгой.
Никанор печально покачал головой:
— Непоседлив ты, брат, все бы искал да искал незнаемое, все бы шел и шел
куда-то... Кто же тебя гонит? Живи в тихости...
— Кто гонит? Глупые твои речи! Может, в темной тайге, за теми грозными
горами, — и злато, и серебро, и каменья-самоцветы! Греби лопатой...
— Мудры слова предков: злато ходит горбато. Печалиться надо о землях, что
хлебушко родят, о пашнях-кормилицах. Народишко-то пухнет от голода, а ты о зла-
те... Смирно надо сидеть, в лесах укрыться и жить на мирной земле, не бегать, не
рыскать. Зверь — и тот свое логово имеет...
Филимон рассмеялся:
—Похвально ли, Никанор, человеку в своем логове сидеть, света белого не ви-
деть! Птица — и та счастливее: в небесах парит, пути дальние перед ней открыты...