Упрощенная HTML-версия
ê
Гавриил КУНГУРОВ
206
— Детушки, — окликнула она, — где вы?
— Тут мы, маманя, тут!
— Светильник где? — Маланья стала искать по полкам. Нашла — вздохнула:
ни капли масла в нем нет.
— И так обойдемся, — сказал тихо Артамошка.
Подошла мать, дала по куску ржаного хлеба:
—Нате, пожуйте. Да спите. — Закашлялась, застонала: —Конец, детушки, под-
ходит, суму надобно готовить! Нищие мы, — побираться пойдем, кусочки просить...
Материнские слезы да горькие стоны расстроили Артамошку. Сел он к оконцу.
За оконцем черная ночь. Вспомнились ему слова дядьки Никанора: «Солнышко всех
обогревает, а матушка деткам краше солнышка... Хворая она, мученица, Маланья-
то, матушка твоя. Береги ее, Артамошка». Хорошо говорил дядька Никанор, а сам
скрылся, все бросил, только заплечный мешок и взял. «Всюду, — говорит, —шумно
стало, гам, зря суетятся людишки... Тихое место надо искать». Клеста подарил и
ушел, как в воду канул.
— Что сидишь, сынок? Спи! — окликнула мать.
УтромМаланья ушла до свету на работу. Палашка еще спала, и Артамошка по-
бежал на базарную площадь. Не доходя до площади, на задворках, за лавкой купца
Войлошникова, натолкнулся на толпу людей. «Не иначе, как живой медведь», — за-
суетился он, но мужики так плотно сбились, что нельзя было пробраться поближе.
Артамошка остановился. Чей-то звонкий тенорок отчеканивал слово за сло-
вом, и Артамошка заметил, что люди ловят с жадностью его слова и никто не вме-
шивается, не перебивает рассказчика.
— Райская сторона, невиданной красоты, — сыпал тенорок, — горы скалис-
тые в небо ушли, снежными шапками облаки в клочья рвут. А по склонам и долинам
цветы и плоды медовые рассыпаны. Реки шумят, о берег волны бьются. Ни конному,
ни пешему леса те звериные пройти не дано. Богатства земные в той стране преог-
ромны: и злато, и серебро, и соболи, и лисицы, и нивы густые. Птицы небесной в
лесах, рыбы в реках видимо-невидимо...
— Чья же та земля? — не утерпел кто-то в толпе.
— Божья, мил человек, божья... — отчеканил тенорок и добавил: — Люди не
русского рода, с косами длинными и глазами узкими, на той земле обосновались и
живут... Да-а!
— Гнать! — рявкнул бородатый мужик в рваной шубейке. — Гнать!
Тенорок не унимался:
— Река та превеликая Амуром прозывается, сплошь та река Амур народцами
не русских кровей засижена, как мухами. И они нам, Руси сынам, угрожают.
Мужики зашумели:
— Боем идти!
— Войной!
Потерял терпение Артамошка: уж очень захотелось увидеть рассказчика. «Мо-
жет, это человек диковинный», — подумал он и решил пойти на хитрость. Забрался
на забор, что стоял недалеко, но ничего не было видно. Тогда он сложил ладони
трубочкой и прокричал по-петушиному:
— Ку-ка-ре-ку!..
— Проклятая птица! — вытянул шею высокий мужик и посмотрел по сторонам.
— Худая примета, — согласился бородатый в желтой поддевке.
Все глядели, подняв головы, но петуха не обнаружили.
Мужики стали расходиться. Ничего интересного не оказалось. Артамошка
даже сплюнул от злости.
— Зря мыкался, — сказал он. — Хоть бы что чудное али медведь живой, а то
рыжий лопочет, и все уши развесили — слушают.