Упрощенная HTML-версия
ê
Гавриил КУНГУРОВ
210
— С петухами встает, послушный.
— А ну-ка, подойди... Не бойсь, не бойсь! — командовал приказчик и тянул к
себе Артамошку. — О, да я тебя, малайка, где-то видел. По базару бегаешь?
— Где ему, с Палашкой день-деньской водится! — ответила за Артамошку мать.
Мужик подозрительно скосил глаза, но ничего на сказал.
— А какая работа? — тихонько спросил Артамошка.
—Хо-хо-хо!.. Работа?.. Ну просмешник!—захохотал приказчик неудержимым
смехом. — Какой же из тебя работник! На побегушки берем, в услужение мелкое.
Артамошка хотя и не понял, но кивнул головой.
— Плату какую же за парнишку положите? — чуть слышно спросила мать.
— Деньга — не ворона, с неба не падает. Мужикам служилым, бабонька, и то
не всем платим.
— Был бы сыт, — забеспокоилась мать.
— Сыт, сыт будет: где блюдо подлизнет, где крошки подберет — вот и сыт.
Много ли ему надо.
— Оно конешно! — вздохнула мать.
Приказчик ушел. Осталась Маланья с Артамошкой в приказной избе. Стояли
они долго, ждали. Приказчик вернулся хмурый и сказал Маланье:
— Оставляй, берем.
Потом почесал лысую голову, добавил:
— Ладно, веди домой, завтра в полдень пришлешь.
Мать с вечера начала готовиться к проводам сына: заняла у соседей все что
можно. Богатым показался Артамошке стол: черные лепешки, квас, лук, каша и
даже сметана. Он сидел на отцовском месте, а мать говорила с ним, как со взрос-
лым. Артамошка держался важно, думал: «Жаль, что Петрован с отцом в далекий
торг уехал: пусть бы теперь шапку передо мной ломил! Я теперь не простой Арта-
мошка, а воеводский служка».
Помолчав, он деловито сказал:
— Клеста Данилке на прокорм отдам.
НА ВОЕВОДСКОМ ДВОРЕ
Отмахиваясь от назойливых мух, воевода сидел и дремал. Артамошка при-
строился на кончике лавки у дверей и тоже дремал. Оса ударилась в слюду оконца,
отскочила и шлепнулась о воеводский лоб.
Воевода смахнул осу рукой, приподнялся и вновь сел на лавку, протирая глаза:
— Артамошка!
Мальчонка вскочил.
— Беги за лекарем! Тяжко мне...
Артамошка бросился к дверям.
Прибежал лекарь воеводского двора. Воевода поднял красные, заплаканные
глаза:
— Плачу я.
— Отчего так, батюшка воевода?
— Скушно мне.
— Отчего же скушно, батюшка воевода?
— Не мучь, брехун, лечи!
—Лечу... —И лекарь виновато заюлил, развязывая торопливо свою лекарскую
сумку.
Воевода вздохнул: