Упрощенная HTML-версия
СИНЕЕ МОРЕ, БЕЛЫЙ ПАРОХОД
ê
285
— Конец, конец миру, конец, конец…— затянул Ге.
Сумико громко всхлипнула и закрыла дверку. Я отшатнулся в рубку и вцепился
в руку Рыбина.
— Тайфун! — Я приложил палец к губам и показал вниз.
Рыбин раскрыл рот и так глядел на меня минуты три. Потом понял. Лесенка
морщин появилась на его побелевшем лбу. Он закрутил, закачал головой, пригова-
ривая:
— На Амуре ни тайфунов, ни японцев — красота… И дернул черт на море
переехать.
Эх, катер-катерок, родное существо, выручай нас!
Я отодвинул дверь и спустился на палубу. Меня швырнуло до самого борта.
Началась бортовая качка. Я ползком добрался до кормы и сказал про тайфун Се-
мену. Он схватил конец мокрой веревки трехпалой рукой и дернул, распуская узел.
Шлюпка сразу отдалилась, исчезла в плеске и водяной мгле.
Вдвоем с Семеном мы крепко держались на палубе. Мы вернулись с ним в руб-
ку. А отец стоял впереди рубки, держась за мачту. Гимнастерка на нем потемнела.
15
Волны били в корму и подталкивали катер вперед. Иногда мы как будто лете-
ли по воздуху. Но после такого взлета катер валился в бездну, и мне казалось, что
вот сейчас он коснется килем дна. Валы, нависавшие над кормой, были красивые и
тяжелые. Пена клокотала на гребне. А на выпуклой стенке она собиралась в легкие
кружева. И вся эта водяная громада, секунду повисев, била в корму, заливая палубу
пенной бутылочно-зеленой водой.
По палубе катался рупор. Но жестяного звона его не было слышно из-за гро-
хота моря. Отец догнал рупор и поднялся с ним в рубку. С кончика отцовского носа
свисала капля воды. Сапоги его раскисли.
—Удача, — сказал Семен. Приходилось говорить с силой, чтобы слышали. —
Удача — ветер в спину. — И он налег на штурвал, помогая Рыбину.
—Успеть бы в порт прорваться. —Губы у Рыбина перекосились, а над бровями
блестел пот, похожий на капли ртути. — Из-за японцев погибать…Мама родная!..
Меня совсем укачало. Но тут впереди, сквозь мокрое стекло, сверкнул лучик
света.
—Маяк! — закричал я, и судорога в горле прошла.
— И я вижу, — пропищал Юрик, сидевший на коленях отца.
— Теперь не промахнуться, — сказал Семен. — Обидно будет, если в мол
врежемся.
—Эх, и зачем я завербовался на этот Сахалин?! — услышали мы тонкий голос
Рыбина. Он прорвался в короткое затишье между накатами ветра, гулом и плеском
воды, воем мотора, скрипом катера.
Угрюмый отец оставил Юрика на скамейке рядом со мной, подошел к дружку
и положил руку на свободный рожок штурвала. И правильно сделал: маяк мчался на
нас как метеор. Сквозь верченую мглу проступали сопки, похожие на богатырские
шлемы.
Чтобы пересилить тошноту, я стал думать о доме. Мама, наверное, извелась. А
бабушка не теряется. Она варит нам борщ, нашептывает молитвы о спасении наших
душ и успокаивает маму. Забыл я сказать бабушке, чтобы она покормила рыбок на
нижнем этаже. Рыбки-то ни в чем не виноваты.