Упрощенная HTML-версия
Геннадий МАШКИН
ê
286
Эх, катер-катерок, не подведи, милый!
Мы неслись прямо на маяк. Он стоял твердо, как оловянный солдатик среди
разъяренных драконов, и подмигивал нам добрым электрическим глазом. А вокруг
был мощный грохот. Это море дробилось о волнолом.
Еще несколько тугих пинков сзади, и свет маяка ударил в глаза.
— Право! — заревел отец.
Рыбин навалился на штурвал. Его грязные руки взбугрились мускулами. Се-
мен и отец с обеих сторон помогали ему. Катер стал чуть боком к волне, чтобы мет-
рах в двадцати от маяка скользнуть в бухту с водяной кручи.
Меня прижало к левой стенке, и все нутро мое подтянулось к горлу.
Через минуту катер выпрямился, и я выскочил на мостик. Больше я не мог
бороться с тошнотой и кинулся на поручень. Как вдруг перед глазами мелькнуло
что-то белое, и я увидел двух японцев возле маяка.
Они стояли на верхней ступеньке основания башни и размахивали белыми ко-
сынками. Волны перехлестывали через волнолом под ногами у них.
Я забыл про тошноту и закричал. Моя рука очутилась в кармане, где лежала
ракета. Само собой как-то получилось, что я вспомнил о ней. И подумал в один миг,
что надо дать сигнал японцам: «Видим вас». Конечно, Лесик изготавливал ее не для
этого… Но я ребятам все опишу — они поймут.
Я поднял ракету над головой и дернул веревочный хвостик. Голубой бенгаль-
ский огонь полетел в сторону маяка. Японцы сильно замахали руками. До меня до-
неслись даже крики их, похожие на вопли чаек.
Я ворвался в рубку. Однако Семен уже раскручивал штурвал. Руки Рыбина
обвисли и просто перебирали рожки штурвала вслед за Семеном.
Катер наш лег на правый борт.
— Не хочу назад! — запищал Юрик. — К маме хочу!
Отец, отступивший было от штурвала, вновь взялся за рожки. Но он крутанул
колесо в противоположную сторону. Меня отбросило к левой стенке, где на скаме-
ечке пищал Юрик. Я нашел в кармане «бога счастья» и сунул брату в руки. Юрик
замолчал.
В это время катер вновь повернулся носом к волнолому.
Руки Рыбина висели на штурвале. Штурвал застыл, потому что с обеих сторон
давили на рожки отец и Семен. Раненая рука отца дрожала, но пальцы не разжима-
лись.
На берегу, наверное, думали, что команда провела катер между краями волно-
лома и сошла с ума.
Но отец, Семен и Рыбин были в уме. Только двое были один против другого, а
третий не знал, что делать, и вертел головой вправо-влево, вправо-влево.
— Развора… детей… утопи… хотите! — Это закричал отец. От напряжения
на висках у него выступили упругие вены.
—Снимем люд…тог…азвернем! —откричался Семен. Нос его казался сплю-
щенным, а бровь нависла на глаз, как у хитреца.
Катер делал плавный поворот, а бетонная стенка выпрыгивала уже перед но-
сом. Но отец не видел этого и никак не хотел уступить. Его мокрая гимнастерка
лопнула по шву на плече.
— Детей — на берег, тогда вернемся! — заорал отец, и лицо его невероятно
исказилось.
Мол гудел, как огромная струна. Волны, наткнувшись на твердь, взметывались
вверх, точно смертельно раненные в грудь кони.
Отец не выпускал штурвала из рук. И катер все еще шел наперерез бетонной
стенке. Тогда я нащупал рожок штурвала под боком у Семена и налег на него. Нас
встряхнуло. Катер шоркнулся бортом о бетон и пошел к маяку вдоль волнолома,