Упрощенная HTML-версия
Валентин РАСПУТИН
ê
330
возьмешь. Так он купил однажды кофемолку за один только притягивающий взгляд
ее вид—приглянулась и запросилась в руки, а потом долго не знал, что с нею делать,
кофе он не пил. Простояла кофемолка в праздности, наверное, года с два, и вдруг
слышит Сеня грохот из избы, будто там запустили дизель. А это Галя приспособила
кофейную машину под помол сухой черемухи, и та от возмущения подняла крик.
Сеня прикрутил винты — стала работать тише. С тех пор безотказно мелет. Вот и
игрушка... любую игрушку, если имеется голова, можно пустить в дело.
У них в Заморах ничего подчистую не стало, и магазин о двух высоких крыль-
цах на две половины показывал замки уже года три. Бросили деревню. Как ни ру-
гай коммерцию, а приходится говорить спасибо одному приезжему парню, который
муку с крупой и соль с сахаром изредка привозит и торгует из амбара. Торгует с
наценкой, но делать нечего. Да и денег нет, чтобы скупиться. Что появится чудом
или из милости — отнесешь этому парню, Артему, и живи без размышлений, что
бы еще купить.
Покупают в Иркутске в «Шанхае». Так называется вещевой рынок, по-старо-
му барахолка, расположившийся по обочинам рынка продовольственного, крытого.
Название дано по китайскому товару, который гонят сотни и тысячи «челноков»,
снующих беспрестанно туда и обратно. Громадные полосатые сумки, раздувающи-
еся как аэростаты, способны вместить полцарства. Гвозди и спички, карандаши и
нитки, шнурки и пуговицы, мертвые цветы и бегающие игрушки, не говоря уж о
тряпках, о посуде, об обуви, о снеди, о всякой подручности, все везется из Китая.
И все непрочно, быстро дырявится, портится, расходится по швам, превращается
в хлам, а значит, требует замены. И китайцы заинтересованы в плохом качестве, и
«челноки», и, похоже, сам Иркутск, потому что иной работы он дать не может. Все
свое сделалось в России невыгодно.
В «Шанхай» и повезла Сеню Людмила. Они сошли с трамвая и сразу окуну-
лись в светопреставление. Кругом все кричало, визжало, пищало, совало под нос
какую-то раскрашенную дрянь, и все колыхалось, двигалось, полосатые баулы били
Сеню по голове и по ногам, дюжие квадратные девки кричали на него и яро мате-
рились — и он бы упал, его бы затоптали, но упасть в плотной движущейся массе
людей и товара было некуда. Людмилу он быстро потерял, онемел и только покря-
кивал, когда толкали и сжимали особенно больно. Каким-то чудом вынесло его на
отбой, несколько раз еще крутануло и остановило. Из последних сил Сеня отпрыг-
нул в сторону.
Деньги в кармане оказались на месте. Сеня отдышался, для верности еще раз
ощупал себя, целы ли кости, приободрился своим спасением и стал наблюдать, что
это такое—откуда он спасся и что называется торговлей. Покупать там невозможно,
там происходило что-то иное. Полосатые, под вид матрасовок, баулы все двигались
и двигались, их катили на тележках, несли на загорбках, на головах, выставляли
перед собой в две, в три пары рук и таранили ими народ. Сеня кумекал: значит, тут
место перевалки. Одни привозят из Китая, другие съезжаются со всей области, а мо-
жет, и шире, делают оптовую закупку, потом и у них появляются перекупщики — и
так за несколько оборотов товар наконец добирается до Сени и таких, как он, кто
выкладывает за него последние деньги. Увидев действие этой огромной крутящейся
машины изнутри, Сеня поразился ее адовой простоте и изобретательности, какому-
то беспрерывно громыхающему взрыву, раскидывающему полосатые тюки.
Они договаривались с Людмилой пойти после «Шанхая» в торговый центр на
базарной площади; сапоги могли залежаться там. Туда и отправился Сеня, надеясь,
что Людмила догадается, где его искать. Он подошел к главному входу и стал про-
гуливаться, наблюдая тутошнюю жизнь. Везде, на каждом шагу, теперь сделалось
интересно. Неподалеку, слева, мучили медведя, облезшего, полуживого и старого,