Упрощенная HTML-версия
Валентин РАСПУТИН
ê
344
прекращая такие разговоры. Да и так ли уж важно было разведать, что скрывалось
за тем днем, когда девочка оказалась с ним рядом? Что это даст? Когда-то он шлеп-
нулся в Заморы как кусок дерьма — его приняли, не спрашивая характеристику, от-
дали ему единственную дочь. Это зло выясняет подробности, добру они ни к чему.
Опять разгулялась погода, выглянуло солнышко, но уже без прежнего тепла,
примериваясь к зиме. Высушило улицу, и показалось, что порядки домов развело
еще шире. Когда Катя смотрела, как идет к ней через дорогу Ариша, уже не смею-
щая сбрасывать сапоги, чудилось, что идет она долго-долго. Они вместе принима-
лись ставить самовар под навесом справа от летней кухни: большую, пузатую чурку
застилали клеенкой, рядом притыкали две низенькие чурочки для сиденья, устанав-
ливали самовар на «стол», заливали его водой и втыкали трубу. «Скипел?» — через
пять секунд спрашивала Ариша. «Нет, так быстро не кипит», — вразумляла Катя.
«Скипел?» — «Нет, говорят тебе, рано». — «Скипел?» — «Скипел». Начиналось
чаепитие. «Мой-то, — сложив сердечком губы и дуя в пластмассовый стаканчик,
сообщала Ариша косным лепетком, — опеть вечор холосый пришел». — «Батюш-
ки! — взахивала Катя и спохватывалась: — А какой хороший?» — «В стельку». —
«В какую стельку?»—не понимала Катя. «В талабан». —«В какой талабан?» Насту-
пало молчание. Катя спрашивала: «Ты ему все сказала?» — «Все сказала». — «Как
ты сказала?» — «Остылел ты мне, сказала».
— Ну и сказки у тебя, Арина Родионовна! — кричал от верстака под этим же
навесом Сеня. — Заслушаешься!
Все нетерпеливей, все поспешней хотел жить Сеня: сначала он торопил ночи,
чувствуя по ночам беспомощность, боязнь быть застигнутым врасплох и голым —
войдет кто-нибудь, а он в трусах, босиком, и ничего под руками, ему казалось, что
ночью и слов подходящих не найдется для защиты; теперь он стал торопить и дни.
Будь его воля, он скоренько переметал бы их из стороны в сторону, добравшись до
глухой зимы, когда заметет так, что ни пройти ни проехать, и только ветер будет
дымить по крышам. Торопясь сам, торопил Сеня и Галю. Раньше обычного сняли
и засолили капусту, развез на тележке и разбросал он навоз под картошку, утеп-
лил стайки для коров, первым в деревне привез с елани застогованное сено... Галя
смотрела на него с удивлением и опаской: всегда приходилось подгонять мужика, а
тут поперед времени бежит. Но, как вперекор Сене, воротилось тепло, к обеду на-
гревалось до того, что хоть в рубашке ходи, на кустах смородины за летней кухней
набухли почки, солнце, которое уже спустилось к южному полукружью и поблекло,
смотрелось опять молодо.
Сеня считал: «Метеору» оставалось сделать пять ходок, четыре, три...
При Кате зажгли как-то вечером керосиновую лампу, потому что электричес-
твом лишь дразнили, и лампа так понравилась девочке, что она взяла в привычку
досиживать допоздна, нетерпеливо била кулачком в коленку, требуя, чтобы загасили
скорей электричество, и, когда зажигали фитиль и втыкали в решетчатый метал-
лический ободок стекло, Катя так и обмирала перед лампой. Она то прибавляла,
то убавляла фитиль, по лицу ее ходили блики, глаза искрились. «Маленькая ша-
манка», — улыбался Сеня. И просветлел вдруг сам: да кто сказал ему, что у нее
недвижное, холодное лицо, затуманенное изнутри? Ничего подобного. Не может
быть, чтобы только от керосина переливались по лицу краски и под тайными толч-
ками играла кожа. Полюбилась лампа Kaтe — привык и Сеня наблюдать за девоч-
кой, что-то нашептывающей, представляющей волшебное... И когда однажды по
случаю именин начальника участка электричество все сияло и сияло, и они вместе
измаялись в ожидании темноты, Сеня скомандовал:
— Вырубай электричество! Запаляй керосин!