Упрощенная HTML-версия
Валерий ХАЙРЮЗОВ
ê
414
такие вещи надо согласовывать, поскольку есть правление авиакомпании, создан-
ное для того, чтобы решать подобные вопросы. В следующем месяце я поставил в
известность членов правления и сделал очередное пожертвование. Узнав об этом,
моя жена покрутила пальцем у виска, мол, ну что возьмешь с малахольного.
Но уволили меня за другое. Нужно было выполнить незапланированный рейс
на Берн, и я решил сделать это самостоятельно. В тот день в Москве шел мокрый
снег, видимость была на пределе, и я задержал вылет на несколько часов. Я хорошо
помнил, чем закончился подобный взлет с Артемом Боровиком. Но этим рейсом в
Швейцарию должен был лететь Болсан Торбеев. Узнав, что некоторые самолеты
взлетают, он тут же позвонил мне.
Я попытался дипломатично выйти из непростой для меня ситуации.
— Но другие полетели? — допытывался Болсан.
— Да, полетели. Но мы же не дрова возим. Мой отец учил: не подчиняйся
стадному чувству и, если это будет угрожать тем, кто доверился тебе, не делай то,
что может привести к непредсказуемому результату.
— Мы платим за работу, а не за рассуждения, — напомнил мне, кто есть кто,
Торбеев.
— Я вам не лакей! — взорвался я. — Смею вам напомнить, я пока что руково-
дитель авиакомпании и несу ответственность за жизни людей.
— Нет, ты молодец! — рассмеялся Болсан. — Пока что. Конечно, ты прав,
руководить компанией — это не овец пасти.
Действительно память у него оказалась длинной. На очередном правлении
руководителем авиакомпании избрали Торбеева. К тому времени авиакомпаниями
стали руководить невесть откуда взявшиеся банкиры из бывших милиционеров, от-
ставных военных, фээсбэшников, железнодорожников и прочих, готовых возить все
и всех. Шнелле внешне поступил логично: Болсан работал в авиации и, по крайней
мере, знал, что самолеты летают не по рельсам. А бубен и амулеты— так это скорее
для доверчивых иностранцев.
После того, как я ушел из авиакомпании, Зина посоветовала мне лечь в госпи-
таль. Там у меня врачи обнаружили сердечную аритмию и списали с летной работы.
От прежней жизни остались пилотское свидетельство и воспоминания о тех днях,
которые я провел в небе. Теперь я был вольный казак, как говорится, хочешь пляши,
хочешь песни пой. И у врачей не надо каждый день подтверждать свою годность,
теперь я был годен ко всему, но, к сожалению, летать мог только во сне. Зарабатывать
на жизнь, не летая, оказалось гораздо сложнее, чем я думал. А тут судьба приготовила
новый удар — Зина ушла к Шнелле. Как-то, вернувшись домой, я увидел на столе
записку, прочел ее и, не раздеваясь, лег на диван. И этот самый длительный и самый
неудачный в моей жизни полет закончился. Надо было думать, как жить дальше. Уте-
шало одно, что все это произошло в каменных джунглях большого города, где каж-
дый день у тысяч людей происходит что-то подобное. После ухода жены я порвал с
компанией всякие отношения и ушел, как говорили литераторы, на вольные хлеба.
В детстве меня учили одному, но в жизни пришлось делать совсем иное. «У
каждого своя судьба. Тот, кто научился управлять конем, может управлять не только
своей семьей, но и другими людьми», — слышал я от Бадмы Корсакова. Ухаживать за
лошадьми меня научили буряты, отыскивать таежные тропы— отец, управлять само-
летом — уже другие люди. А вот управлять своей семьей я так и не научился. «Впро-
чем, этому научиться нельзя, — думал я, вспоминая свою семейную жизнь. Здесь
чужой опыт — это даже не чужое пальто, которое можно поносить и выбросить». Как
и любая болезнь, у каждого она протекает по-своему, хотя я долго делал вид, что ее
просто не существует. Но она все-таки дала о себе знать. Большой город, который я