ИРКУТ
ê
451
Глаза у Котова дрогнули, но он быстро взял себя в руки и посмотрел на меня
долгим взглядом, мол, откуда ты такой взялся.
— Дорогой ты наш, да будет тебе известно, что «Востокзолото» финансирует
проект фильма о Черном Иркуте. Так, кажется, будет называться ваш фильм? Окса-
на Потоцкая у них в штате. И еще, но это уже не для передачи, но думаю, тебе сле-
дует об этом знать. Они каким-то образом разнюхали, что когда-то вы с отцом на-
мыли песочка. И будто бы после этого твоя жизнь пошла иной дорожкой. Ты, когда
поедешь на съемки, покажи, где это все происходило, а они все заснимут на камеру.
Так что, дорогой ты наш сценарист, тебе и мне платят. Тебе — за твою работу, мне,
заметь, государство — за мою. Каждому свое, так, кажется, говорили древние. Вот
поэтому ты не стоишь в пикетах, не кричишь: долой Торбеева и Лужкова.
— Я стараюсь честно делать свою работу, — ошарашенный свалившейся на
меня информацией, пробормотал я. — Раньше в кабине самолета, сейчас за пись-
менным столом. И если бы не эти завлабы, которые прикончили нашу авиацию, то
сейчас бы я летел на своем самолете куда-нибудь в Рим или Мадрид и не думал о
каком-то там Торбееве.
— Ну, конечно, я забыл: аквиле нон каптат мускас, орлы не ловят мух, так,
кажется, это звучит по-латыни, — с иронией сказал Котов. — Они парят над нами,
смертными. Когда это им позволяют.
— Ну, если ты вспомнил о римлянах, то еще Катон Старший говорил: «Про-
стые ворюги влачат свою жизнь в колодках и узах, государственные — в золоте и
пурпуре», — не сдавался я.
— Послушай, Катон ты наш доморощенный, вот что я тебе скажу. Все наши
беды от словоблудия и книжников. У Иоанна Богослова есть одно интересное на-
блюдение: «И я пошел к Ангелу, и сказал ему, дай мне книжку. Он сказал мне: возь-
ми и съешь ее; но она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как
мед». Это к нашему с тобой разговору. Ты мне не судья, и я тебе не брат. Иди своей
дорогой и слушай, что тебе говорят. Может, тогда снова взлетишь. И фильмы твои,
и сценарии будут интересны другим.
—Не все берется и не все покупается, — ответил я Котову. —И судимы будут
по написанному в книгах даже мертвые, сообразно с делами и поступками своими.
Кстати, о Демином кладе знал еще один человек. Звали его Юзеф Пилсудский. У
него остались родственники. Почему бы твоим друганам не поработать с ними. Мо-
жет, что-то и откопают?
Котов пусто глянул на меня и, ничего не ответив, сунул на прощанье руку, и за-
спешил на свое очередное заседание. О тех же откровениях, которые сопутствовали
принятию здесь новых законов и которыми так гордились депутаты, большинство
живущих за стенами этого здания не имели ни малейшего представления.
«А сценарий-то уже, оказывается, был написан, — думал я, возвращаясь до-
мой в переполненном вагоне метро. — Да, глубоко копают «старатели». Им, оказы-
вается, было нужно не только само месторождение, но и заснятая на пленку история
его повторного открытия. Нас вели на поводке, потому-то и обещали, а мы хотели
получить обещанное и шли, как козлы за морковкой. Вся страна, весь народ».
Я уже заметил, что самые интересные находки у меня происходили именно
в подземке, когда, не замечая стоящих рядом людей, металлического грохота ко-
лес, пролетающих мимо станций, вдруг улетаешь со своими мыслями куда-то в
небесную пустоту и там, как и в том сне с буряткой, неожиданно, будто с чьей-то
подсказки, ты ухватываешься за обрывок мысли, затем начинаешь разглядывать и
перебирать ее с разных сторон, и вдруг со всей ясностью открывается то, над чем ты
долго и серьезно думал. Правда — есть достояние одного, ее нельзя навязать. Она
проявляется при разномыслии.