Упрощенная HTML-версия
Нелли МАТХАНОВА
ê
528
и красота даются верой... — Дядя Кеша не успел закончить фразы, как его резко,
нетерпеливо оборвал егерь:
— Ну, дед, дай тебе волю, до утра долдонить будешь. Рано нам о вечности,
на земле столько работы, хватило бы силенок все сделать. Завтра ни свет ни заря
подамся в горы, в Максимихину падь, там браконьеры сладкую себе житуху устро-
или, капканы на соболюшек ставят, белку отстреливают. Все наши беды от того, что
слишком много развелось говорунов, любителей пофилософствовать, поговорить
об истине, а как дела коснется, никого не найдешь.
Дядя Кеша обиженно, по-детски заморгал подслеповатыми глазами, его шея и
лицо густо покраснели. Он поднес кружку с остывшим чаем к губам, отпил боль-
шой глоток, поперхнулся и отчаянно закашлялся. Вере Петровне стало неловко,
будто это ее так грубо оборвал егерь. Петр Иванович же явно не чувствовал за со-
бой никакой вины и расхаживал по конторе, заложив руки за спину. В его твердом
прищуренном взгляде было сознание собственной правоты и превосходства.
Одна Таня никак не прореагировала на перепалку. С отсутствующим видом
она сидела на лиственничном чурбаке, слегка изогнувшись, положив ногу на ногу.
Дубленка сползла с высоких плеч, откинутых назад, но она будто не замечала холо-
да. По страстному выражению ее запрокинутого лица можно было догадаться, что
она думает о чем-то своем, сокровенном. Ее глаза сузились и потемнели, превратив-
шись в две черные точки, выдавая крайнюю степень сосредоточенности, будто она
одна знала и чувствовала, что будет впереди. И это знание присутствовало в снисхо-
дительной полуулыбке, мягко тронувшей уголки яркого и свежего рта, в изогнутых
дугами ниточках бровей, в том, как она одной рукой небрежно поигрывала кистями
вязаного шарфа, другой то и дело высоко взбивала волосы, чтобы окружающие мог-
ли хорошенько рассмотреть ее гибкую и длинную шею. Неожиданно она засобира-
лась, запахнула дубленку, натянула варежки, взяла в руки сумку:
—Что-то душно здесь, пойду подышу свежим воздухом, заодно полюбуюсь звез-
дами, они такие крупные на Байкале. — Таня решительно открыла дверь и вышла.
Вслед за ней, накинув куртку на плечи, с фонариком в руках, поднялся Петр
Иванович. Его походка была легкой и пружинистой, будто он шел по следу, высле-
живая крупную добычу.
Дядя Кеша с раскрасневшимся, смущенным лицом молча сидел на диване,
поглаживая клочковатую рыжую бороду.
«Зря егерь обидел старика,— пожалела Вера Петровна,— ну, порассуждал бы
он, пофилософствовал, кому, в конце концов, было бы плохо от этого? Наверное, с
Анной Ивановной не очень-то разговоришься, а тут попались интеллигентные, по-
нимающие люди, вот и хочется старику душу отвести, показать, что не лыком шит.
Не умеем мы быть снисходительными. Простых, хороших людей нам не хватает,
отсюда все наши беды».
Она с тоской подумала об обратной дороге по ледяному Байкалу. Наверняка ни
муж, ни дочь, ни приятельницы даже не предполагают, что она способна на такие
подвиги, хотя иногда такие встряски просто необходимы. Вот вернутся Татьяна и
Петр Иванович, и пора в санаторий, в теплую комнату и удобную постель. Конечно,
соседка ей попалась немного экзальтированная, но скучно молодой женщине од-
ной, вот и хочется разных впечатлений.
—Нехорошо-то как получилось, виноват, Петр Иванович не так меня понял,—
неуверенно начал дядя Кеша. — Какие только мысли не лезут в голову, когда дежу-
ришь по ночам. Поделиться-то не с кем. Припозднились мы, пора по домам, — дядя
Кеша надел шапку и тулупчик.
Вера Петровна взглянула на часы; шел восьмой час вечера, время ужина.
Она представила просторную столовую с потолком из розового армянского туфа