Владимир ЗАЗУБРИН
ê
98
Все знали — на расстрел. Но приговора не слышали. Хотели окончательно,
точно. Неизвестность хуже.
Комендант суров, серьезен. Так вот прямо, не краснея, не смущаясь, глаза в
глаза уставил и заявил:
— В Омск.
Есаул хихикнул, присел.
— Подземной дорогой?
Полковнику Никитину тоже смешно. Согнул широкую гвардейскую спину и
в бороду:
— Хи-хи...
И не видел, что из-под него и из-под соседа генерала Треухова ползли по нарам
топкие струйки. На полу от них болотца и пар.
Пятерых повели. Дверь плотно загородила выход. Лязгнул люк во двор. Шум
автомобилей яснее. И был похож он на стук комьев мерзлой земли в железную дверь
подвала. Запертым показалось, что их заживо засыпают.
— Ту-ту-ту-ту-ту. Фр-ту-ту. Фр-ту-ту.
Капитан Боженко встал у стены. Подбоченился. Голову поднял. Под потолком
слабенькая лампочка. Капитан подмигнул ей.
—Меня, брат, не найдут.
И на четвереньках под нары.
Из угла поручик Снежницкий показывал всем синий мертвый язык. От комен-
данта Скачков его спрятал. А себе горло не перерезал. Вертел в руках стекло и не
решался.
Маленький огненный волдырек на потолке неожиданно лопнул. Гной из него
черной смолой всем в глаза. Тьма. В темноте не страх — отчаяние. Сидеть и ждать
невозможно. Но стены, стены. Кирпичный пол. Ползком с визгом по нему. Ногтями,
зубами в сырые камни.
Срубову и пяти выведенным показалось, что узкий снежный двор—накаленный
добела металлический зал. Медленно вращаясь на дне трехэтажного каменного колод-
ца, зал захватил людей и сбросил в люк другого подвала на противоположном конце
двора. В узком горле винтовой лестницы у двоих захватило дыхание, закружились
головы — упали. Остальных троих сбили с ног. На земляной пол скатились кучей.
Второй подвал без нар изогнут печатной буквой Г. В коротком крючке камен-
ной буквы, далеком от входа, мрак. В длинном хвосте — день. Лампы сильнее через
каждые пять шагов. На полу все бугорки, ямки видны. Никогда не спрятаться. Сте-
ны кирпичными скалами сошлись вплотную, спаялись острыми четкими углами.
Сверху навалилась каменная пустобрюхая глыба потолка. Не убежать. Кроме того,
конвоиры— сзади, спереди, с боков. Винтовки, шашки, револьверы, красные, крас-
ные звезды. Железа, оружия больше, чем людей.
«Стенка» белела на границе светлого хвоста и неосвещенного изгиба. Пять две-
рей, сорванных с петель, были приставлены к кирпичной скале. Около—пять чекис-
тов. В руках большие револьверы. Курки — черные знаки вопросов — взведены.
Комендант остановил приговоренных, приказал:
— Раздеться.
Приказание, как удар. У всех пятерых дернулись и подогнулись колени. А Сру-
бов почувствовал, что приказание коменданта относится и к нему. Бессознательно
расстегнул полушубок. И в то же время рассудок убеждал, что это вздор, что он
предгубчека и должен руководить расстрелом. Овладел собой с усилием. Посмот-
рел на коменданта, на других чекистов — никто не обращал на него внимания.
Приговоренные раздевались дрожащими руками. Пальцы, похолодевшие, не
слушались, не гнулись. Пуговицы, крючки не расстегивались. Путались шнурки,
завязки. Комендант грыз папиросу, торопил: