Упрощенная HTML-версия
Алексей ЗВЕРЕВ
ê
106
— А как бы ее выжить? — ослабевшим голосом спросил Минька.
— На меня надейся. Я тут — вас не тронут.
Бабка с Лидкой все же потаскивали сено для коровы, и скоро его осталось
совсем мало. За речкой есть еще малый стожок, который жаль было распочинать.
Запрягши коня, Минька вошел в избу и сказал Лидке:
— Собирайся.
— Куда же ты, Миня? — спросила бабка.
— Сенишко-то все стравили.
— Да уж там бы, по теплу.
— Собирайся, — повторил Минька, и Лидка засобиралась. В бабкином по-
лушубке Лидка совсем стала кругла. Минька надел дедову доху и упал мешком в
передок. В накинутой курмушке бабка проводила их за ворота, наставляя:
— Протопчите, говорю, протопчите снег-то. Увязнете.
Это был первый самостоятельный выезд Миньки, оттого он немного трево-
жился. Конь, обдав запахом помета, легко затрусил за деревню. Лидка молчала, за-
мороженная бедой. Она только и могла эти дни думать о замужестве — такая отча-
янная мысль пришла ей в голову. Это ей до семнадцати еще год ждать и мучиться в
такой жизни. На семнадцатом году вон сколько девок вышло — они-то и оказались
счастливыми. А которые выходили позже, все с ними как-то не так. Ей бы в чужое
село выйти, чтобы не знали о ее сиротстве, а в своем выйти трудно: нет отца-ма-
тери, значит, ни к чему не приучена, ни шить, ни вязать, ни постирать хорошенько
не умеет. Оно если в своем селе, то лучше убегом, чтобы — вот я ваша невестка,
отворачивайтесь, бранитесь; у Лидки свое на уме, не глупа Лидка, она будет при-
глядливей, она все переймет у свекрови, всему научится и работать будет много, и
тем по нраву новой семье придется. От этих дум бабкин дом ей стал чужим, она тут
временная птаха, ей только прокормиться, чтобы годочек этот пробежал быстро, как
сон, чтобы завтра подняться — и тебе семнадцать лет. Или умереть бы ей на этот
год, потом ожить. А такая она ничего не значит. Зимой, как бросила школу, сходила
в клуб и сразу поняла, что не значит сейчас она ничего. Избач, толстозадый Гошка,
надсмехаясь, подсел к ней и сказал: «Такая малютка пришла в клуб», верно, он же
сказал потом: «Девка из тебя выйдет первейшая, только дюжь, берегись шпаны раз-
ной, а в клуб бы тебе и вовсе пока не ходить».
А верно ли Лидка знает себя? Верно ли, что мало умеет-то? Она хлеб печь
умеет, этому ее отчим научил после смерти матери. Она жать и косить умеет, за
пчелиными колодами ухаживать. Минька боится пчел, она не боится, хоть и кусают
ее. Она готова к перемене жизни, только годов бы ей поболе. А с лица она уже на
взрослую походит, у губ — ямочки, а как засмеется, завлекательность появляется.
Эту свою особенность — быть приятнее в улыбке и веселости — Лидка вовсе не-
давно заметила, любуясь перед зеркалом.
Раз ухажер за ней увязался. С мелкотой шел, балагурил, а у ворот крикнул:
«Лидка, погоди». Это был толстозадый избач, который осторожничать Лидку учил.
Велит осторожничать, а сам сыплет за Лидкой, учитель-то. А то еще в избу Лидкину
припорол, правда, не один, с учительницей, но это для отвода глаз. А коли посватал-
ся бы, что бы Лидка ответила? Ой, ой, что она говорит, что выдумывает. Да нет, и
посватался бы — не пошла за него, за толстозадого хомяка, а за Ильку Сорова, хоть
тому и двадцать, пошла бы, только позови. Пусть бы долго он не женился. Пусть
бы холостяком в армию ушел, она росла бы тем временем и дождалась бы его. Да
что она опять выдумала — ждать. Ей на роду не написано ждать, так она одинока,
так постыла всем, и скорей бы летели годочки мимо нужды, мимо пустых взгля-