Упрощенная HTML-версия
ГАРУСНЫЙ ПЛАТОК
ê
109
возу, следя, как Лидка, выбравшись на торную дорогу, уходила, уткнувшись лицом
в руки и вздрагивая плечами.
— Ну ладно, хватит, пошутил же, — крикнул Минька, но Лидка не слышала
и уж спустилась за релочку, и, как мелькнул еще раз ее платок, Минька испуганно
вскочил на возу и во всю силу заорал:
— Лидка! Воротись! Я кому говорю!
Лидка ревела уж не над этой обидой. Она ревела над всей бедой, которая ох-
ватила ее больно, такая боль схватила ее, что хотелось упасть в снег, зарыться в нем
и больше не вставать. Минька же начинал злиться. Краснея, пуча глаза, взмахивая
руками, он орал, пока не почуял холод в горле:
— Лидка, вернись. Лидка, змеиш-ша! Лидка! Змеиш-ша такая!
Когда успокоился, стал думать, как одному воз намять. «Иваныч, значит, —
прилетело ему в голову прозвище. — Вишь, обозлить меня хотела «Иванычем». А
вот Иваныч и есть». И Минька улыбнулся слову. Это потому он Иваныч, что возь-
мет сейчас и один воз накладет. С воза он сполз на круп коня. Погладил, посметал с
него куржак. Снизу воз велик, но еще класть и класть надо. Минька походил вокруг
него и взялся за вилы.
— Один накладу. Дуреха психованная.
Клал Минька воз и боялся, как бы конь не дернул, потому что продрог и не-
терпеливо переступал с ноги на ногу, оглядывался и мотал головой. Бастрик за-
таскивать — опять пришлось на лошадь забираться. Воз, как супонь, затягивать
одинаково, гирей свесился Минька на перекинутой за бастрик веревке. Воз осел,
хоть и остался живым и жидким. Когда подъезжал к дому, опять Лидкино слово
вспомнилось.
— Ну и что такого? Иваныч так Иваныч, оно тоже неплохо.
Бабка Ольга, поджидая, стояла у ворот и, как увидела воз, навстречу ему шагов
десяток проковыляла.
— Минька, Минька! Настя-то ведь что наделала. Машину колхозную подог-
нала и баню-то...
Слез у бабки не было, она уже давно плакала без слез, но раза два спрятала
лицо в коричневые руки.
—Я говорю: подожди Миньку. С ним по-доброму бы. Как украла! Так торопи-
лась, что углы у бревен посшибала.
Теперь дом вовсе оголился. Баня ему как бы компанию составляла. На отшибе
торчали стайка коровья и загончик Гнедков, а вокруг дома хоть хоровод води. И как
так получилось, что дом не удержал подле себя всего, что насобиралось годами?
Увезли для колхоза скотник и сделали большой, артельный. Увезли амбарушку и
сделали тоже один большой амбар. Не для чего стали заборы, их помаленьку на
дрова изрезали, одни столбы лиственные торчат. Последний угол держался — бан-
ный, теперь и этого не стало.
— Дак ты что же, баба, не пужнула ее, — сказал Минька, глядя на рассыпан-
ную каменку, на гнилые половицы, на предбанник, который оказался так ветх, что
ковырнули его, и он похилился, держась на одном столбе. В нем шайка валялась
перевернутая — иди, Минька, мойся. —Минька сметывал сено и думал, пойти или
не пойти к тетке, хотя бы поругаться. Там дядя Спиридон, он власть сельская, и хоть
муж он тетке, но и верный отцов друг. Скажет он слово, и тетка опять машину возь-
мет, опять платит и расходуется, и так ей и надо, опять мужиков собирает, бежит
в магазин за поллитрами, и вот уж и баня на месте, вот уж два, да что два — пять
мужиков крышу кроют и предбанник налаживают; а Минька ходит тут же и пока-