Упрощенная HTML-версия
ê
АЛБАЗИНСКАЯ КРЕПОСТЬ
17
Казаки отшучивались. Бояркин наказывал Никите строго:
— Ставлю тебя, Никита, ратным стражем. Особливо хлебные и пороховые за-
пасы хорони, — и, махнув шапкой-ушанкой, тронул отряд.
Двигались по берегу Нюкжи. Река круто изогнулась к северу, Бояркин свернул
от реки в глухой распадок, дойдя до стрелки, пошел на восток.
— Держи на восход солнца! — кричал он Степану Корневу, шедшему в вожа-
ках, а сам стал на лыжи с малым числом казаков и кинулся по следу, что разглядел
по утренней пороше казак Степка Логунов.
На рыхлом снегу отпечатались следы голых ступней, будто бежал человек, ос-
тавляя след, а за ним неотступно гнался второй на лыжах, по бокам вилась кружев-
ная цепочка собачьих следов. Перевалив несколько пригорков, Бояркин и его казаки
увидели на снегу черные пятна. Бежал медведь, его настигал маленький человек, с
ног до головы закутанный в шкуры, с длинной рогатиной в руках. Собаки облаяли
медведя, забежали с двух сторон, свирепели и бросались на него, норовя вцепиться
в зад. Медведь вскочил на дыбы, вихрил лапами снег, отбросив собак, кинулся на
человека. Человек ловко сбросил лыжи, не спеша пошел на медведя. Человек оси-
лил зверя; зверь, обагрив кровью взрыхленный снег, вытянулся, широко разбросав
лапы. Человек склонился к добыче, припал к ране и жадно глотал горячую кровь.
Подняв голову, обомлел, в страхе завизжал голосом тонким, по-ребячьи. Перед ним
стояли люди с большими бородами и широкими глазами.
Бояркин сказал:
— Человек этот иноземных кровей, не иначе тунгус...
Бояркин говорил по-эвенкийски плохо, однако неотложное знал, и пойманного
спросил:
— Тунгус?
Человек воровато озирался, перепуганно заикался:
— Эвенки Лантагир...
Бояркин понял: это был эвенк Лантагирского рода.
Лантагира привели в отряд. Бояркин применил всю свою сноровку, накоп-
ленную в походах. Лантагира обласкал и выведал многое. Лантагир жаловался на
черную беду, которая свалилась на его чум. Быть горю большому, если убьет эвенк
медведя бездомного, зимнего шатуна. Однако Лантагир нарушил суровый обычай
родичей: голодный, он убил шатуна. Теперь Лантагир умрет... И Лантагир готов
умереть.
Бояркин перебил Лантагира:
— Ты не об этом. Сказывай, кому ясак платишь?
Лантагир ответил:
— Ясак берут с одного эвенка три владетеля: эвенкийский князь Гамла, Гамла
дает ясак даурскому князю Дыптылу, а Дыптыл — маньчжурскому князю.
Лантагир огляделся и спросил с опаской:
— А какие люди будете? Где ваши чумы? Зачем пришли в чужое кочевье?
Бояркин с усмешкой отвечал:
—Русские люди... Ясак отныне не будешь платить трем владетелям, понесешь
нам.
Лантагир прижался к дереву, задрожал, заозирался. Всматриваясь в казаков и
блуждая раскосыми глазами, торопливо заговорил:
— Правда ли, что лочи* — волки, где эвенков сыщут, то убьют, чум сожгут,
оленей съедят, а жен и детей пленят?
Казаки смеялись. Бояркин насупил брови.
*
Лочи
— русские (по-эвенкийски)