Упрощенная HTML-версия
Иннокентий ЧЕРЕМНЫХ
ê
170
Вспомнилось, как мы с отцом пахали. Следуя за ним, я то и дело взглядывал на сол-
нце, выходил из борозды и пытался переступить свою тень, чтобы ехать на обед.
— Рано, рано ишо! — кричал отец. «Где ты теперь, тятя? На каком фронте?
Жив ли?» — мысленно спрашивал я.
Упряжка баб без передышки делала борозду за бороздой, а мы все лежали у
изгороди, ожидая приезда в село Серпы артиллерийского повара. Не дождавшись,
впряглись в пушку и в сопровождении детворы двинулись дальше. И так по-бурлац-
ки тянули пушку до Мосальска...
B районе этого города, что в Смоленской области, дивизия встала во второй
эшелон. B роту пришли два командира, побывавшие в партизанском отряде. Один,
совсем молоденький, в звании младшего лейтенанта, с орденом Красной Звезды на
груди, принял третий взвод. Наш первый взвод принял кадровый офицер лейтенант
Поляков: невысокий, неширокий в плечах, грудь плоская — он словно стер ее, пол-
зая по-пластунски. Обветренное, дубленое лицо, глаза серые, взгляд строгий.
Расхаживая перед строем, он говорил:
— Ремесло разведчика непростое, даже опасное…Смерть — страшная штука.
Сказать, что есть люди, которые не боятся смерти, — неправда! Жить всем хочет-
ся. A что поделаешь — война! Родина! За нее стоять надо, идти в бой, на смерть!
И вот ты выполз на нейтральную полосу, приложил ладонь к сердцу — забухало!
Страх охватил! Ползешь помаленьку, постепенно обвыкаешься, вроде уж и не так-
то страшен черт, как его малюют. A траншеи противника все ближе, сердце опять
начинает громче и громче постукивать. Самый страшный момент — перед прыж-
ком на головы врага. Не переборол страх — пропал! — Глаза командира вмиг стали
суровыми: —Не дай бог, если кто из вас бросит раненого или не вынесет с поля боя
напарника! Заставлю ползти, найти! Не выпущу живым с передовой, пока не выне-
сешь! И сразу же в три шеи выгоню из взвода! Не нужны шкурники!
Лейтенант каждый день проводил с нами тактическое занятие. Два других
взвода учились ходить строевым шагом, отдавать приветствие командиру — будто
это в войну самое главное. Закончив занятия, офицеры уходили в деревню, а наш
лейтенант Поляков оставался с нами. Играл на гармони. Смотрел на плясунов и, как
на занятиях, покрикивал:
— Чего топчешься, как медведь? Живее, живее, не жалей сапог! — сам выска-
кивал в круг и, выпирая свою плоскую грудь, шел по кругу. Веселость Полякова ра-
довала нас, тут мы давали себе волю — дурачились, но не забывали о нем, посмат-
ривали на его лицо, словно на барометр, который мог изменить настроение взвода.
...Утром снова тактическое занятие и наставления:
— Разведчик всегда должен действовать смело! Быть скрытым, недоступным
глазу врага. Внимательно изучать передний край. Все ощупать глазами: кочку, пе-
нек, кустик, ложбинку, бугорок, чтоб телом потом чувствовать, где ты ползешь. Ну
и главное, о чем я уже сказал, смелее действовать. Смелость — это успех в деле, это
«язык».
B один из июньских дней дивизия заняла боевые позиции. Нужен был «язык».
За ним добровольно ушел молоденький младший лейтенант, что пришел в роту с
лейтенантом Поляковым, и его помкомвзвода — здоровяк с внушительными кула-
чищами, бывший шахтер из Букачачи Кузьма Ельчанинов.
Утром в расположении роты, возле палатки парторга Калугина, сидели Кузьма
Ельчанинов, немец в зеленом мундире, а рядом лежал молоденький лейтенант, ук-
рытый плащ-накидкой.
— Убило его, когда ползли по нейтральной с «языком», — плачущим голосом
рассказывал Кузьма. — Батарея ударила по нас. — Он резко повернулся лицом к
немцу, тот вздрогнул. — Я с ним, змеем, в воронку, а лейтенант не успел. Чтобы