Упрощенная HTML-версия
РАЗВЕДЧИКИ
ê
171
вынести его и «языка» не упустить, пришлось лейтенанта взвалить на плечо и это-
го, — Ельчанинов поднял кулачище, — оглоушить по башке и волочить по земле.
Лейтенант Поляков со слезами на глазах встал на колени перед телом друга,
хотел приподнять накидку, посмотреть лицо, но Кузьма тут же схватил его за руку:
— Не надо! Головы... нет... снаряд рядом с ним разорвался.
Поляков прикрыл ладонями посеревшее лицо.
На похоронах рота плакала, салютовала из винтовок и автоматов.
Вечером у палатки парторга собралась толпа солдат. Екнуло сердце: опять
убило? Срываюсь на бег, к палатке не пробиться. Слышу знакомый голос, признать
не могу. Спрашиваю у одного, другого:
— Кто там?
В ответ меня отталкивают. Ныряю вниз, лезу вперед, мне топчут руки, но все
равно пробираюсь. Вынырнув из-под ног, стою на четвереньках. Передо мной ко-
мандир роты Федор Ефимович Королев. Он сидит у входа в палатку, на лице густая
черная щетина, рассказывает:
— Решения суда нашей дивизии не утвердили. Нас с комиссаром Колеснико-
вым освободили. Он ушел в пехоту, я вернулся к вам. Отдохну денек и в строй. А
сейчас спать, ребята, устал я.
Мы разошлись по своим палаткам. Хромовских играл на гармони, словно уба-
юкивая нас. Хотел слушать и слушать, но сон брал свое. Проснулся от сотрясающе-
го взрыва снаряда. Воздушной волной сорвало нашу палатку. Мы вскочили.
— Ваньча! — окликнул Прокопий. — Ты где, Ваня?
Ответа не последовало. Едкая пыль носилась в воздухе. Хромовских лежал
мертвым. Осколок снаряда прошил гармонь и вышел у Ивана под лопаткой...
Утром— похороны. Второй холмик вырос в березняке. Вечером едем на пере-
довую изучать обстановку. C нами Королев. Командир взвода Поляков спросил:
— Федор Ефимович, кого возьмете в группу захвата?
— Посмотрю, — уклончиво ответил тот.
Минули сутки, вторые. Королев не говорил, с кем поползет за «языком», все
приглядывался, расспрашивал нас о разном. Нещадно палило солнце. От нагретого
воздуха покачивался бурьян, и вместе с ним, впереди нас, словно колыхалось на
пригорке полуразрушенное село. У дома, что на отшибе, высился колодезный жу-
равль, и я, взглянув в потное лицо Королева, попросил:
— Попить бы холодной воды.
— А как подобраться, чтоб попить! На чердаке снайпер, — он дал мне би-
нокль. Я впервой смотрел в него. Домишко оказался перед глазами. Окна забиты
досками. Крыша убогая, на ней скворечник.
— Письма из дома получаешь? — спросил Королев.
— Да... — не отрывая глаз от бинокля, промычал я.
— Как живут?
— Дома чо не жить, пока что все есть. Амбар хлеба. Только мама плачет. Сей-
час у нас вечер, она, наверно, корову доит.
— Деревня есть деревня, не город. Хорошо жили?
— Всяко разно. Плохо и хорошо.
— И я тоже всего испытал.
— А как командиром стали?
— Не вдруг стал. Тут, брат, история.
Я подумал: «Может, возьмет меня в напарники?» A он вдруг окликнул Каймо-
нова:
— На пару со мной пойдешь?