Упрощенная HTML-версия
РАЗВЕДЧИКИ
ê
201
«У нас, мама говорит, ишо на год хватит, — писала сестренка Шура. —Иван — бог
теперь в колхозе, почитаемый колхозник. Ежели б не он, никакого бы приварка на
заимке не было. Почти каждую неделю добывает зверя. Он и сейчас сильный, а го-
ворит, что устал, а бабы не верят, погоном гонят его то в тайгу, то рыбу ловить...»
Баранов то и дело тер резинкой бумагу, исправлял свои ошибки, потом треснул
карандашом по столику:
— От матери письма? Как они там, в тылу? Дай почитать, если не секрет!
— Какой могет быть секрет — сестренка пишет!
—A, не надо! Хотелось материнское сердце слышать, как оно бьется.
Баранов прислушался к насвистыванию за дверями землянки, с печалью в го-
лосе произнес:
— Горелик. Люблю слушать, когда он насвистывает песни-вальсы. Красивый,
голубоглазый, хороший парень! По невесте убивается.
Лейтенант Горелик был помощником Баранова и переводчиком. Два дня не
прошло, как голубоглазого, с маленькой горбинкой на носу лейтенанта Горелика
убило... Мы с Гришей Доброхотовым принесли его в землянку.
— Кто это?! — вскочил с чурбака Баранов.
— Лейтенант, — еле выговорил я и, шагнув к столику, положил перед ним два
письма, обнаруженные в кармане погибшего: одно в трофейном конверте с адресом
на Полтаву, другое — треугольником — с надписью: «Тому, кто найдет».
Баранов лихорадочно развернул треугольник: «Дорогой товарищ, очень прошу
тебя — освободится Полтавщина, отошли письмо, что в конверте, моей коханой.
Треугольник порви. Будь добрый, выполни просьбу! Она ждет. А если дойдешь до
Полтавы, саморучно передай...»
Баранов, выронив из рук письмо, ухватился за воротник гимнастерки, с трес-
ком расстегнул его. Едва переставляя ноги, подошел к носилкам, опустился на ко-
лени перед телом Горелика и пригладил пушок на его щеках.
— Бог ты мой! Ни разу не побрился...
Потом взял письмо, адресованное невесте:
— Кто из вас дойдет до Полтавы?
Мы с Гришей, стоя у двери землянки, пожали плечами, а он несколько раз пе-
реводил взгляд с меня на Гришу, словно пытаясь угадать, кто из нас счастливый.
— Кто передаст письмо?
Мы переглянулись.
— Дойти до Полтавы и передать! На! — и сунул письмо мне.
У меня екнуло сердце. Гриша тревожно переступил с ноги на ногу. Ему тоже
хотелось дойти до Полтавы, а Филипп Иванович пророчил жизнь только мне! Волне-
ние Гриши не ускользнуло от его маленьких глаз, и он, погрозив пальцем, сказал:
— Оба головой отвечаете! Не потеряйте письмо! Надо выполнить просьбу!
Ночью разведчики привели эсэсовца с разбитой физиономией, а допрашивать
некому. В дивизии никто не знал немецкого языка. В землянку набились штабные
офицеры, чтобы зрительно узнать что-нибудь от «языка». Обступили его, сидевше-
го у столика:
—Шпрехен зи руссиш?
Немец отрицательно помотал увесистой головой.
— Ну тогда капут! Не нужен ты нам, — пытались запугать его, вынудить на
разговор по-русски.
Тот, уткнувшись взглядом в колени, молчал. B поисках переводчика уехали
гонцы в соседние дивизии. И вечером к нам в землянку вошел усталый солдат с
заплечным мешком и в измазанной шинельке.