Упрощенная HTML-версия
Иннокентий ЧЕРЕМНЫХ
ê
202
— Пехотинец? — спросил Баранов.
— Так точно, товарищ старший лейтенант! — громко ответил солдат.
— О-о! По голосу не похоже, что измученный, а вид у тебя никудышный. Как
звать?
— Аркашка!
— В пехоте рядовым был?
— Сначала! Потом командиром роты.
—Молодец!
— Не очень! В роте осталось восемь человек, командовать некому было, при-
казали мне.
Начался допрос пленного. Баранов и переводчик Аркадий Гершман потом
удивлялись, что эсэсовец так легко рассказывал все, о чем его спрашивали.
Баранов позаботился о замене измазанного в ровиках и траншеях солдатского
обмундирования переводчика Гершмана на офицерское. B новом обмундировании
он выглядел совсем другим, к тому же у него оказалось звание лейтенанта интен-
дантской службы. И я, оглядывая его стройную фигуру, не выдержал:
— Чо значит нова одежа, даже справным стал.
Колени мои поджили, наросла новая кожа, а Баранов все не отсылал меня в
роту. Повсюду брал с собой. Однажды на командном пункте комдива Макарова ча-
совой, глядя на мои диагоналевые, пузыристые, с красными кантами галифе, при-
нял меня за офицера и пропустил вслед за Барановым в блиндаж.
— Это ЧП! ЧП! Безобразие! — кричал в телефонную трубку Макаров. — Ты-
сяча солдат и ни одного котелка! ЧП— суп наливать в пилотки! Утрами заморозки,
у солдат пилотки берутся коробами.
— И ложки не у всех, — подсказал ему кто-то.
— И ложек нет! Коня мне, коня, я прямо к Хрулеву погоню, он котелками за-
ворачивает! — разговаривая с кем-то, Макаров дико метал глазами по сторонам. И
вдруг с маху проткнул пальцем воздух: — В шею его, в шею!
— Кого?! — раздался звонкий голос его адъютанта Мишки.
— Стриженого — в шею!
Среди косматых офицеров стриженая начисто была только моя голова, и я,
поняв, кого в шею, скрылся за спину Баранова, нахлобучив шапку.
— Этого еще не хватало! Солдат на совещании у комдива! Это тоже ЧП! Дис-
циплины нет! Куда часовые смотрят?
Пока Мишка выбирался из массы людей, чтобы дать мне затрещину, я вы-
скользнул из блиндажа.
Вечером пошли с Аркадием Гершманом на передовую. Как стемнело, с ру-
пором в руках поползли по нейтральной полосе, установили его, и гулкий голос
Гершмана смешался с оружейно-пулеметной стрельбой.
— Ахтунг, ахтунг, дойче зольдатен! — шум на передовой вмиг заглох. — Ах-
тунг, ахтунг! — выкрикивал Аркадий и что-то долго говорил. И только закончил он
агитацию, как едва не одним залпом хлопнули десятки минометов, со всех сторон
ударили пулеметы. Аркадий уткнулся головой в мою голову:
— Видал, с каким огоньком аплодируют нам?
— Не нам, тебе! Я тут ни при чем! К черту, боле не пойду с тобой!
— Куда денешься...
— В роту уйду! На кой мне такая служба! Пускай другой таскает трубу. С то-
бой убьют ни за грош. Там хоть домой путем напишут, а тут? Погиб с Аркашкиной
трубой! Нет, паря, уйду!
И вскоре действительно ушел в роту. Аркадий Гершман продолжал агитиро-
вать немцев. О его действиях писали газеты...