Упрощенная HTML-версия
РАЗВЕДЧИКИ
ê
203
Девятнадцатое ноября 1942 года, 7 часов утра. От залпов «катюш» осветилась
сталинградская степь. И тут же разом грохнула артиллерия.
До залпов сотен орудий ветер с густым снегом хлестал в правую щеку, теперь
налетевшие воздушные волны ударили в спину, подхватили снег и понесли по ходу
мин и снарядов в сторону немцев. И так два часа без перерыва грохотала артилле-
рия, изменяя направление ветра, что говорило о силе удара по врагу.
Из наших траншей взмыли в снежную мглу ракеты, и земля словно спружини-
ла, выбросила матушку-пехоту наверх — развернутым строем она пошла вперед!
Из балки двигались танки. На одном из них сидела в белых маскхалатах груп-
па разведчиков из второго взвода нашей роты, чтобы быстрее схватить «языка» и
доставить его в штаб дивизии.
Промерзшие до костей и мозгов за ночь, мы отделением пошли в расположе-
ние роты, а навстречу нам минометчики. На глазах снимались с боевых позиций
пушкари, потом и гаубичники, а когда увидели обозы с барахлом старшин на санях,
поняли, что передняя линия обороны фрицев прорвана.
В нашей земляночной, с торчащими трубами балке встретил нас лупоглазый
радист Бухаров.
— Юго-Западный фронт прорвал оборону немцев, идет навстречу нашему
Донскому фронту!
Здоровяк повар Васильев, неизменно в белом и чистом халате, приплясывал у
дымящейся кухни, подзывая нас:
— Давай, давай скорей! Каша по ведру на рыло! За позавчера, вчера — галуш-
ки с мясом. Конским, конским мясом!
И положи он нам то и другое по ведру, мы бы, пожалуй, съели. Беспробудно
спали до утра, и опять радость:
— Сталинградский фронт пошел в наступление! — сообщил радист. — Наш
Донской и Юго-Западный зажимают немцев в «клещи»!
…Небольшой группой следуем за пехотой. Среди нас новичок — в командир-
ской форме с трофейным кортиком на поясном ремне — иркутянин Коля Серов.
Обличием он похож на цыгана и играет на гитаре так живо, по-цыгански — струны
просто выговаривают слова песни! И подпевает — артист! Он пришелся нам по
душе. Но командирская форма и кортик злили нас, и мы на ходу давай подкалывать
его острыми словечками.
— Ты, паря, чо выпендрился? Ты чо, в гости к теще идешь? Хвастунишка!
Серов шел за лейтенантом Рубановым, остановился:
— Кто обозвал меня?!
— Я! — отозвался Борис Леготин, встав перед ним.
— Сопляк!
— Ого! Старик нашелся.
— Я кадровый солдат! В память погибшего командира ношу! Вытащил его
чуть живого с поля боя, и он при смерти сказал мне: «Носи, вспоминай». И я ношу!
И вам докажу, что я...
Взрыв снаряда заглушил голос Серова. Немцы пошли в контратаку, и мы с
разбега повалились в траншею — глубокую, с ходами сообщения, блиндажами для
пехоты, только бруствер за спиной, как шапка задом наперед, — у противника отби-
тые. Танки неприятеля вроссыпь идут на нас, а пушка, которую мы только минова-
ли, не стреляет по ним.
Рубанов выбросился из траншеи:
— Серов, к пушке! Расчет убит!
— Я никогда не стрелял! Заряжать умею!
— За мной! — Рубанов кинулся к пушке.