Упрощенная HTML-версия
ê
АЛБАЗИНСКАЯ КРЕПОСТЬ
23
Становище встревожилось. Подле зимовья не успел снегомет захоронить
вражьих следов. Рассмотрели казаки три лыжные дорожки да ямки оленьих копыт.
Погнали скорых гонцов в тайгу, к Ярофею.
Тем временем эвенкийский князь Мамтагир, поставив свой чум за ущельем
Белого Лося, ждал лазутчиков. В чуме нестерпимо воняло гарью, медвежьим салом,
псиной. Князь сидел на белой шкуре оленя, подбитой лисьим мехом, макал бели-
чий хвост в чашку с медвежьим жиром и мазал рот деревянному большеголовому
божку. Четыре жены князя забились под песцовые одеяла и изредка выглядывали
заспанными раскосыми щелками глаз.
Князь стар, белые облезлые брови его топорщились. Вздрагивали жидковоло-
сая бородка и побитые сединой усы. Князь украдкой всхлипывал, утирая воспален-
ные веки рукавом своей песцовой парки, бормотал большеголовому божку на ухо:
— Черный дух послал лочей, побили они моих людей, полонили сына и храб-
рых братьев, двух жен моих увели, оленей угнали. Пусти на них худой ветер. Выго-
ни из тайги лочей!..
Князь раскачивался, кормил божка жиром, капли стекали по рукаву, по дорого-
му, расшитому младшей женой, лисьему нагруднику, падали в очаг, вскипая едучей
гарью. Князь щурился, крепко сжимая божка, громко говорил:
— Ты, обжора!.. Мало тебе медведя, я убил трех лучших оленей, кормил тебя
кровью их сердец. Ты, обжора! Что ты просишь? А? Ты просишь белой крови самой
юной моей жены Нактачал?
В углу чума песцовое одеяло дрогнуло. Князь, шамкая шершавыми губами,
бормотал:
—Я дам тебе эту белую кровь! Пошли худой ветер на лочей, пусть они сгниют,
как гниет на песке выброшенная волной вонючая рыба.
Песцовое одеяло вновь дрогнуло. Кто-то всхлипнул чуть слышно и умолк.
Князь спрятал божка за пазуху.
Распахнулся полог чума и вошел осыпанный снежной пылью воин. Князь не-
торопливо повернул голову:
— С доброй ли вестью?
— Наказ князя Мамтагира выполнил, двух жен лочей украл. Пусть князь не
печалится, у него опять стало шесть жен.
Князь вытащил божка из-за пазухи, прижал к щеке и зажмурился.
Прошептав, открыл глаза и спрятал божка под нагрудник.
Степаниду и Марфу ввели в чум. Князь разглядывал женщин неторопливо, как
драгоценную добычу. Кряхтел, синими пальцами щупал рыжие пряди волос Степа-
ниды. Удивленно чмокал губами, бросал пряди, вновь к ним тянулся, разбирал их
по волоску, будто пробовал огненный мех лисицы, и, блуждая потухшими глазами,
тянул:
— Трава на болотных кочках красна, а эти волосы краснее. Огонь горяч, а эти
волосы, однако, горячее.
Степанида нетерпеливо рванулась, оставив князя с растопыренными пальца-
ми. Марфа гадливо плюнула:
— Поганец...
Князь услышал незнакомое слово, сказанного не понял, но голос Марфы ему
понравился, и он скривился в усмешке. На Степаниде князь увидел кофту ярко-жел-
той камки и сказал с важностью:
— У князя лучшая жена Нактачал, дорогую одежду надо отдать ей.
Он поднял руку, и со Степаниды сорвали кофту, дав ей взамен кожаную корот-
кую поддевку. Кофту долго рассматривал князь и кликнул Нактачал. Она безропот-