Упрощенная HTML-версия
В СОРОК ВТОРОМ
ê
245
— Перед самой войной у него умер отец. Он остался один, — рассказывала
Надя. —Когда началась война, он первым из ребят ушел в армию— добровольцем.
Его провожали всем классом... А потом я получила письмо: он признался, что лю-
бит. Мне было страшно за него: он один, у него совсем нет родных. Может быть, я
не обманывала: мне казалось, что в самом деле люблю его. Мы с детства росли в
одном дворе. Меня все считают невестой, и я сама так думала. А сейчас я ничего не
понимаю. Я совсем не знаю, как быть дальше...
Мы оба не знали, что нам делать. То, что мы любили друг друга, для кого-то
выходило изменой...
— Я напишу ему правду, — почти неслышно произнесла Надя. — Я должна
написать.
Если бы на фронте кто-то из знакомых получил такое письмо, я знал бы, каки-
ми словами назвать ту девчонку. Мне бы и в голову не пришло, что она может быть
совсем другой, эта дрянь, изменившая фронтовику. И уж совсем дикой была бы мне
мысль, что и сам я стану негодяем, обманщиком... Мне было страшно думать о тех
жестоких словах, какими назовут Надю друзья Николая.
За кладбищенской рощей натужно выл разбитый грузовик — машина шла со
станции. Шофер не соблюдал правил, ехал с включенными фарами. Их свет по-
лоснул по окраинным домам, машина остановилась, кто-то высадился из кабины.
Громыхнув разношенным кузовом, грузовик свернул в боковую улочку.
В нашу сторону шел человек. Его шаги заглушала пыль. И все же мы сразу
узнали характерный стук костылей. Кто-то вернулся домой на побывку после гос-
питаля, а может, отпущен по чистой — калека. Он мог приехать вечерним поездом
из Горького.
Шаги приблизились, и мы отстранились друг от друга. Впившись глазами в
темноту, мы слушали — ожидание становилось нестерпимым. Костыли вразнобой
ударяли по земле. Солдат шагал так быстро, как редко ходит и здоровый. Полы ши-
нели подоткнуты за ремень, на спине — тощая котомка.
Он шагал мимо, не заметив нас.
— Бурлаков, дядя Федя, —шепотом выдохнула Надя и, обессиленная, прилег-
ла на мое плечо.
— Тебе пора идти, — напомнила она немного спустя.
— Я хочу пить. Может, принесешь из дому?
— Напьемся лучше из колодца.
Ребята давно разошлись, остался один. Уткнув лицо в колени, он спал поверх
колодезной крышки, чуть на краю, чтобы не холодило снизу. Я потормошил его, но
он не проснулся, только втянул голову в ватник. Я поднял его и перенес на скамью
рядом с колодцем.
Ведро падало, и цепь гремела, задевая о сруб. С глубины послышался всплеск.
Мы вдвоем крутили вороток. Мальчишка не просыпался. Напившись, я перенес его
назад, чтобы, сонный, он не свалился со скамьи.
— Надежный сторож, — сказал я. — Удивительно, как вас до сих пор не от-
равили?
Надя засмеялась.
— Так я же слышу, дядя, когда свои, — пробормотал мальчишка и подтянул
телогрейку на уши.
Я опоздал на час, в нашей палате все давно спали. Один капитан Зуйцев сидел
на койке раздетый, шуршал бумагой и что-то жевал. Вообще на него это не походи-
ло: он всегда возвращался сытый. Он так увлекся, что не слышал, как я прокрался на
свое место. Оглянулся только на скрип. Мне почудилось — испугался.