Упрощенная HTML-версия
ê
АЛБАЗИНСКАЯ КРЕПОСТЬ
25
то же, что и бешеный олень в стаде. Бешеного оленя надо задушить, мясо скормить
бездомным собакам. Непокорную жену надо убить, и кровь ее сделает ручным и
ласковым даже свирепого барса.
Князь, словно сучковатое, колючее дерево, ощетинился, замахал высохшими
руками, ударил Марфу, отбросил в сторону. Оставляя грязные следы, шагнул по
шкурам к Степаниде. Степанида сжалась в комок, и, когда князь нагнулся к ней,
вцепилась в горло, с силой оттолкнула. Князь неловко повалился, ногой толкнул
котел, расплескал варево, залил огонь в очаге. В чуме повисла темень, едучий дым
и копоть застилали глаза. Жены князя визжали. Адага торопливо выбила искру, за-
жгла запасливо хранимую бересту. В чуме мелькнул свет. Князь, сверкая белками
глаз, выхватил из-за пояса нож. Жены сбились в кучу. Марфа и Степанида гребли в
охапку шкуры, чтоб защититься ими.
Полог чума распахнулся, и взъерошенный, по-волчьи злой князь узнал в во-
шедшем нежданного гостя. Стоял храбрый князь эвенкийского рода Черной пти-
цы — Чапчагир.
— Хой! Что делает славный Мамтагир? Не обламывает ли он рога непокорно-
му оленю? Не поучает ли он непослушную жену?
— Непослушного оленя можно объездить, непокорную жену лучше убить!..
Адага развела жаркий костер, сучья корчились, трещали, пламя взлетало ры-
жими клочьями, огневые сполохи осветили чум.
Степанида и Марфа прильнули друг к другу, перепуганно озирались. У костра
торопливо хозяйничала Адага: налила котел, подбросила сучьев в огонь, шестом
сбросила лишний полог с дымоходной дыры чума. В чуме стало светло и жарко.
Хорошо видно и гостя и хозяина.
Гость молод, широкоскул, белолиц. Ровные, будто тканые брови сходились
у переносья, из-под них через узкие прорези светились зеленоватые глазки. Когда
гость смеялся, ноздри его плоского носа раздувались, как у распаленного оленя,
вздрагивала верхняя губа, обнажая мелкие лисьи зубы. Смеялся он задорно, звон-
ким певучим голосом. Мягко вскидывая руку, разглаживал смольно-черные усики.
Одет гость в лисью парку, подбитую по рукавам и вороту отборным соболем, штаны
из мягкой ровдуги* и высокие лосиные унты, шитые узором. Из-под шапки-малахая
выбивалась тугая косичка, искусно перевитая кожаной тесемкой. Гость заметно гор-
дился своим нагрудником, заботливо собранным из кусочков дорогих мехов, бисера
и цветной ровдуги. Сбоку висели хвосты соболей, лисиц, белок, на пояске охотни-
чий нож, тут же зубы кабана, волка, рыси, лося. Чапчагир опирался на загнутый
круто лук, за плечами висел колчан, туго набитый стрелами.
Марфа дивилась красоте Чапчагира и приметила, что жена Мамтагира, юная
Нактачал, не сводит глаз с гостя, дрожащими пальцами рвет пушинки песцового
одеяла и жадно ловит каждое его слово.
Чапчагир говорил:
— Славный Мамтагир бросил свое стойбище. Разве вывелся зверь? Вытопта-
ли олени кормовище?
Мамтагир сумрачно ответил:
— Над стойбищем черный ветер: пришли лочи, все чумы сожгут, людей по-
бьют. Один олень — плохо, два — хорошо, много — счастье! Бежит Мамтагир к
Чапчагиру, пусть силы их умножатся.
*
Ровдуга
— оленья или козья шкура, выделанная замшей