Упрощенная HTML-версия
ЛЕДОЛОМ НА АНГАРЕ
ê
259
дни была временно закрыта на карантин. Вчерашняя лужа растаяла, по ней можно
было пускать кораблики. Этим занялись малыши. Мы, старшие, еще не придумали,
чем себя развлечь: затеять игру в сыщики-разбойнпки или врасплох напасть на кам-
недомских — наших извечных врагов.
Как раз в это время выпустили Байкала. Обыкновенно он не подходил к детво-
ре. Сейчас прямиком мчался в нашу сторону. Кое-кто из малышей пустился наутек.
Байкал, не замечая переполоха, который он вызвал, бросился ко мне. Сразу никто
ничего не понял: он повалил меня, мы катались по земле. Байкал оскаливал пасть,
рычал и делал вид, будто кусает взаправду...
Нo вскоре всем стало ясно — мы забавляемся. На остальных ребят он не обра-
щал внимания, как будто их и не было тут. Меня распирало от гордости.
Так и пошло: едва Байкала выпускали из дому, он сломя голову летел ко мне.
И потом мы уже не разлучались. Все, чему он был обучен, он выполнял и по моей
команде: сидеть, лежать, разыскивать и приносить палку... Пацаны смотрели на это,
как на чудо. И сам я едва верил. Никого, кроме меня, он не признавал. Другие про-
бовали переманить:
—Байкал, ко мне! —Он даже и ухом не поведет. Неожиданно я стал знаменит.
В школе мальчишки из других классов на перемене приходили взглянуть на меня,
шептали:
— У которого ученая собака.
На владельца ученой собаки я мало походил. Чего стоили одни мои ботин-
ки, облепленные заплатами и сыромятными союзками. Сапожники уже не брали их
в починку, латала мать, как могла. Правда, в ту пору никакими обносками нельзя
было никого увидить.
Как только в школе возобновились занятия, Байкал повадился встречать меня
после уроков. Отпала нужда выискивать кружной путь: Байкал в состоянии был за-
щитить меня от целой вражеской армии, камнедомских можно было не опасаться.
Когда ему наскучивало играть в пятнашки и отыскивать палку в жухлом бурь-
яне, он садился подле меня, огромный, важный, высоко подняв остроухую голову.
Пацаны униженно просили:
—Можно погладить?
Обыкновенно я разрешал, хоть и боялся, как бы после этого Байкал не охладел
ко мне. Он бестрепетно принимал чужую ласку. Из всех ребят он выделил двоих:
моего братишку Витьку и Ваську Жердина — моего закадычного друга. Им можно
было гладить Байкала без спросу.
Пробовали соблазнить его подачкой, огрызком сахара или хлебной коркой.
Байкал остался неподкупен. Колька Хомяк — их семья жила в подвале каменного
дома, бывшей архиерейской усадьбе, — был на пять лет старше меня, хотя учился
всего двумя классами выше. Из всех пацанов он был самый практичный.
— Чем прикормил? — спросил он. Я признался: ничем.
— Стибрю на базаре мяса — переманю.
Колькина угроза напугала меня. От него всего можно ждать. Мяса Байкалу
еще никто не предлагал. Где его взять, мясо? А Хомяк целыми днями в компании
шермачей отирается вокруг торговых рядов — таскает, что подвернется.
При ребятах я не подал виду, но в тот вечер долго не мог заснуть. Мерещилась
жуткая картина. «Байкал, Байкал!» — зову я, а он равнодушно пробегает мимо и
уже не со мной, а с Хомяком играет в пятнашки, понарошку рычит на него. Чего
доброго, Хомяк натаскает его воровать мясо, и приезжие мужики с топорами будут
подстерегать его. До этого мне в голову не приходило задабривать Байкала, я считал
нашу дружбу бескорыстной. Да и что я мог уделить ему? С тех пор как умер отец,
мы с Витькой сами ни разу не наедались досыта.