Упрощенная HTML-версия
ЖЕНСКИЙ РАЗГОВОР
ê
345
и закаменела, в голову что ударило: живой, думаю, Николай, но сильно покалечен-
ный и боится показаться. А он говорит... он вот какую страсть говорит. Будто просил
Николай придти ко мне и передать его пожеланию. Сильно, мол, любил он меня и
дал мне перед смертью вольную от себя. Какую вольную? Выдти за другого. Стоит
в шинельке, я его и раздеться не позвала, голова дергается... это у него от контузии...
как за нервы заденет, голову поддергивает... не так, чтоб сильно, но заметно. И гово-
рит... Мне, говорит, Николай сказал, что нигде, во всем белом свете не найду я бабу
лучше и добрей, чем ты. А тебе от него завещание, что будет тебе со мной хорошо.
Вот такая смертная воля. Я так и села...
— Но тебе же приятно было, что он тебе предложение сделал? — спросила
Вика, неумело подтрунивая.
Наталья не стала отвечать.
— И ты заради этого поехал? — спрашиваю его. «Поехал». — «Отец, мать
есть у тебя?». — «Мать померла, отец есть». — «Что это за приказания такая, что от
отца, от братьев, поди, от сестер пошел неведомо куда и про родню забыл?» Молчит.
«Что за приказания такая лютая?»—«Что в ней, — говорит, —лютого? Ты Николая
любила, а я ему верил. Я тебя не знал, ты меня не знала, а он знал и тебя, и меня. Он
бы зря не стал нас сводить». — «Не-ет, ты голову, — говорю, — на место поставь и
подумай: на что тебе брать чужую бабу с хвостами, когда теперь молодых девок не-
впересчет? На что? Во мне уж теперь ни одной сочинки для любовей не осталось, я
тебе совсем даже негожая. Я, поди, старше тебя». Стала спрашивать про годы— так
и есть на три годочка я старше. «Ты, видно, — говорю, — хороший человек, Нико-
лай плохого не подослал бы, но я твою милость принять не могу. Уходи, уезжай».
Он постоял, постоял и ушел.
— Ушел?! — поразилась Вика. — Как ушел? Откуда же он потом взялся?
—Ушел, уехал, — подтвердила Наталья ровным голосом и перевела дух. —А
недели через три или там через сколько, снег уж лег, с торбой обратно. Это он на
зиму одежу привез. Ко мне не зашел, встал на постой у моих стариков. Прямо род-
ня. Начал ходить на колхозную работу. Я на него не гляжу, будто его и нету, и он не
глядит, будто не из-за меня воротился.
Вика опять не удержалась:
— Ну, бабушка, какие же вы раньше были забавные! А ты уж его полюбила, да?
— Да какая любовь?!.
— У вас что — и любви в то время по второму разу не было?
— Слушай, — с досадой отвечала Наталья, недовольная, что ее перебивают,
как ей казалось, глупостью. — Любовь была, как не быть, да другая, ранешная, она
куски, как побирушка, не собирала. Я как думала: не ровня он мне. Зачем мне себя
травить, его дурить, зачем людей смешить, если никакая мы не пара? На побывку к
себе брать не хотела, это не для меня, а для жизни устоятельной ровня нужна.
Наталья замолчала. Все-таки сбилась она с рассказа, потеряла нитку, которую
тянула, и теперь словно бы нашаривала ее, перебирая торчащие прихваты.
—Ну, живет, — повздыхав, повела она дальше. — Ребятишки там, у стариков,
и он там. Стал их к себе приучать. Они уж и домой не идут. Сам же и приведет,
уговорит, что до завтрашнего только дня расстаются, а со мной разговор самый пос-
торонний. Борьба у нас пошла — кто кого переборет. Я упористая, и он на войне
закаленный. Вижу, он мою же силу супротив меня сколотил: ребятишки души в нем
не чают, а там и старики его сторону взяли. Особливо мать. Пошло на меня нажима-
ние со всех сторон. Бабы в деревне корят: дура да дура. А сам вроде и ни при чем,
даже и не подступает.
Вика рассмеялась: