Упрощенная HTML-версия
Валентин РАСПУТИН
ê
346
— А тебе уже обидно, что не подступает. Ты уж ревнуешь...
—Я не ревную, а обложили. Это бы ладно, это бы я выдюжила, я баба крепос-
тная...
— С чего ты крепостная? Крепостные при царе были. Крепкая, что ли, ты
хотела сказать?
— Я любой приступ бы выдюжила, это мне нипочем, — повторила Наталья,
не без похвальбы. —Но я говорю: он был контуженный, больной. А контузия такая:
лягет и весь свет ему не мил. Не слышит ниче и не видит, глаза страхом каким-то
зайдутся. Койни-как оторвет себя от кровати, встанет, а идти не может. Потом опять
ниче. Ну, вот. Смотрела я, смотрела и высмотрела, что это я ему нужна, что без меня
он долго не протянет.
— И ты его за это полюбила?
— Что ты все: полюбила, полюбила... — без раздражения, спокойно ответила
Наталья. — Это уж вы любитесь, покуль сердце горячее. А я через сколько-то меся-
цев, это уж вода побежала по весне, смирилась и позвала его. Без всяких любовей.
Чему быть, того не миновать. Он пришел и стал за хозяина. Семь годов мы с ним
прожили душа в душу, дай-то Бог так кажному. И в год потом загас. Не жилец он был
на белом свете, я это знала. Но мне и семь годов хватило на всю остатную жизню.
— Он что — лучше был первого дедушки? — спросила Вика, уже теряя инте-
рес и сползая в постель: история кончилась.
— Отшлепать бы тебя за такие разговоры, — слабо возмутилась Наталья. —
Так я тебе скажу, внученька. Я древляя старуха, столько годов прожила, что на две
могилы хватит. Источилася вся от жизни. И отсюда, с высокой моей горушки, ка-
жется мне: не два мужика у меня было, а один. В одного сошлось. На войну уходил
такой, а воротился не такой. Ну, так, а что с войны и спрашивать? Война и есть
война. Ты говоришь... молоденькая, без подумы говоришь... Когда он прикасался ко
мне... струнку за стрункой перебирал, лепесток за лепестком. Чужой так не сумеет.
— Забавная ты, бабушка, — неопределенно сказала Вика и громко, со вкусом
зевнула.
— Вот поживешь с мое, и даст тебе Бог такую же ночку поговорить со внукой.
И скажет она тебе: забавная ты старуха. Не отказывайся: и ты будешь забавная. Куда
деться? Ох, Вихтория, жизня — спаси и помилуй... Устою возьми. Без устои так
тебя истреплет, что и концов не найдешь.
Наталья отлежала спину и со стоном повернулась набок. Вика уже посапы-
вала. Ее лицо, большое и белое, лежало на подушке в бледном венчике ночного
света, склонившись чуть набок, на подставленную руку. Наталья вгляделась: нет,
неспокойно засыпала девчонка — подергивались, одновременно вздрагивая, плечи,
левая рука, ища гнезда, оглаживала живот, дыхание то принималось частить, то пе-
реходило в плавные неслышные гребки.
...С тихим звоном билась в стеклину звездная россыпь, с тихим плеском на-
плывал и холодно замирал свет. Стояла глубокая ночь, ни звука не доносилось из
деревни. И только небо, разворачиваясь, все играло и играло мириадами острых
вспышек, выписывая и предвещая своими огненными письменами завтрашнюю не-
отвратимость.
1994