Валентин РАСПУТИН
ê
350
накрыть шайбой монеты, и если хоть одна из них оказывалась на орле, вся касса без
разговоров переходила в твой карман, и игра начиналась снова.
Вадик хитрил. Он шел к валуну после всех, когда полная картина очередности
была у него перед глазами и он видел, куда бросать, чтобы выйти вперед. Деньги
доставались первым, до последних они доходили редко. Наверное, все понимали,
что Вадик хитрит, но сказать ему об этом никто не смел. Правда, и играл он хоро-
шо. Подходя к камню, чуть приседал, прищурившись, наводил шайбу на цель и
неторопливо, плавно выпрямлялся — шайба выскальзывала из его руки и летела
туда, куда он метил. Быстрым движением головы он забрасывал съехавшую челку
наверх, небрежно сплевывал в сторону, показывая, что дело сделано, и ленивым,
нарочито замедленным шагом ступал к деньгам. Если они были в куче, бил резко, со
звоном, одиночные же монетки трогал шайбой осторожно, с накатиком, чтобы мо-
нетка не билась и не крутилась в воздухе, а, не поднимаясь высоко, всего лишь пе-
реваливалась на другую сторону. Никто больше так не умел. Ребята лупили наобум
и доставали новые монеты, а кому нечего было доставать, переходили в зрители.
Мне казалось, что, будь у меня деньги, я бы смог играть. В деревне мы вози-
лись с бабками, но и там нужен точный глаз. А я, кроме того, любил придумывать
для себя забавы на меткость: наберу горсть камней, отыщу цель потруднее и бросаю
в нее до тех пор, пока не добьюсь полного результата — десять из десяти. Бросал и
сверху, из-за плеча, и снизу, навешивая камень над целью. Так что кой-какая сноров-
ка у меня была. Не было денег.
Мать потому и отправляла мне хлеб, что денег у нас не водилось, иначе я по-
купал бы его и здесь. Откуда им в колхозе взяться? Все же раза два она подклады-
вала мне в письмо по пятерке — на молоко. На теперешние это пятьдесят копеек,
не разживешься, но все равно деньги, на них на базаре можно было купить пять
поллитровых баночек молока, по рублю за баночку. Молоко мне наказано пить от
малокровия, у меня часто ни с того ни с сего принималась вдруг кружиться голова.
Но, получив пятерку в третий раз, я не пошел за молоком, а разменял ее на
мелочь и отправился за свалку. Место здесь было выбрано с толком, ничего не ска-
жешь: полянка, замкнутая холмами, ниоткуда не просматривалась. В селе, на виду у
взрослых, за такие игры гоняли, грозили директором и милицией. Тут нам никто не
мешал. И недалеко, за десять минут добежишь.
В первый раз я спустил девяносто копеек, во второй шестьдесят. Денег было,
конечно, жалко, но я чувствовал, что приноравливаюсь к игре, рука постепенно при-
выкала к шайбе, училась отпускать для броска ровно столько силы, сколько требо-
валось, чтобы шайба пошла верно, глаза тоже учились заранее знать, куда она упа-
дет и сколько еще прокатится по земле. По вечерам, когда все расходились, я снова
возвращался сюда, доставал из-под камня спрятанную Вадиком шайбу, выгребал
из кармана свою мелочь и бросал, пока не темнело. Я добился того, что из десяти
бросков три или четыре угадывали точно на деньги.
И наконец наступил день, когда я остался в выигрыше.
Осень стояла теплая и сухая. Еще и в октябре пригревало так, что можно было
ходить в рубашке, дожди выпадали редко и казались случайными, ненароком зане-
сенными откуда-то из непогодья слабым попутным ветерком. Небо синело совсем
по-летнему, но стало словно бы уже, и солнце заходило рано. Над холмами в чис-
тые часы курился воздух, разнося горьковатый, дурманящий запах сухой полыни,
ясно звучали дальние голоса, кричали отлетающие птицы. Трава на нашей поляне,
пожелтевшая и сморенная, все же осталась живой и мягкой, на ней возились сво-
бодные от игры, а лучше сказать, проигравшиеся ребята.
Теперь каждый день после школы я прибегал сюда. Ребята менялись, появля-
лись новички, и только Вадик не пропускал ни одной игры. Она без него и не начи-