Валентин РАСПУТИН
ê
352
ность бросать, шайба, как намагниченная, летела точно на деньги. Я и сам удив-
лялся своей меткости, мне надо бы догадаться придержать ее, играть незаметней,
а я бесхитростно и безжалостно продолжал бомбить кассу. Откуда мне было знать,
что никогда и никому еще не прощалось, если в своем деле он вырывается вперед?
Не жди тогда пощады, не ищи заступничества, для других он выскочка, и больше
всех ненавидит его тот, кто идет за ним следом. Эту науку мне пришлось в ту осень
постигнуть на собственной шкуре.
Я только что опять угодил в деньги и шел собирать их, когда заметил, что Ва-
дик наступил ногой на одну из рассыпавшихся по сторонам монет. Все остальные
лежали вверх решками. В таких случаях при броске обычно кричат «в склад!», что-
бы— если не окажется орла — собрать для удара деньги в одну кучу, но я, как всег-
да, понадеялся на удачу и не крикнул.
— Не в склад! — объявил Вадик.
Я подошел к нему и попытался сдвинуть его ногу с монеты, но он оттолкнул
меня, быстро схватил ее с земли и показал мне решку. Я успел заметить, что монета
была на орле, — иначе он не стал бы ее закрывать.
— Ты перевернул ее, — сказал я. — Она была на орле, я видел.
Он сунул мне под нос кулак.
— А этого ты не видел? Понюхай, чем пахнет.
Мне пришлось смириться. Настаивать на своем было бессмысленно; если на-
чнется драка, никто, ни одна душа за меня не заступится, даже Тишкин, который
вертелся тут же.
Злые, прищуренные глаза Вадика смотрели на меня в упор. Я нагнулся, ти-
хонько ударил по ближней монете, перевернул ее и подвинул вторую. «Хлюзда
на правду наведет, — решил я. —Все равно я их сейчас все заберу». Снова наста-
вил шайбу для удара, но опустить уже не успел: кто-то вдруг сильно поддал мне
сзади коленом, и я неловко, склоненной вниз головой, ткнулся в землю. Вокруг
засмеялись.
За мной, ожидающе улыбаясь, стоял Птаха. Я oпeшил:
— Чего-о ты?!
— Кто тебе сказал, что это я? — отперся он. — Приснилось, что ли?
— Давай сюда! — Вадик протянул руку за шайбой, но я не отдал ее. Обида
перехлестнула во мне страх, ничего на свете я больше не боялся. За что? За что они
так со мной? Что я им сделал?
— Давай сюда! — потребовал Вадик.
— Ты перевернул ту монетку! — крикнул я ему. — Я видел, что перевернул.
Видел.
— Ну-ка, повтори, — надвигаясь на меня, попросил он.
— Ты перевернул ее, — уже тише сказал я, хорошо зная, что за этим по
следует.
Первым, опять сзади, меня ударил Птаха. Я полетел на Вадика, он быстро и
ловко, не примериваясь, поддел меня головой в лицо, и я упал, из носу у меня брыз-
нула кровь. Едва я вскочил, на меня снова набросился Птаха. Можно было еще вы-
рваться и убежать, но я почему-то не подумал об этом. Я вертелся меж Вадиком и
Птахой, почти не защищаясь, зажимая ладонью нос, из которого хлестала кровь, и в
отчаянии, добавляя им ярости, упрямо выкрикивал одно и то же:
— Перевернул! Перевернул! Перевернул!
Они били меня по очереди, один и второй, один и второй. Кто-то третий, ма-
ленький и злобный, пинал меня по ногам, потом они почти сплошь покрылись си-
няками. Я старался только не упасть, ни за что больше не упасть, даже в те минуты