Валентин РАСПУТИН
ê
378
Поднялась прогуляться Лена, потом принялась подниматься Правдея Федо-
ровна. Сеня, поленившись, не освободил для нее выход, вжался в кресло, заведя
ноги на сторону, — и Правдея Федоровна застряла, выдираясь, уперлась рукою в
слабую Сенину грудь и чуть не раздавила. Пришлось поохать обоим. Лена долго
не возвращалась, гостила у своих, у замараевских, в среднем салоне. Воротилась
возбужденная.
— У нас тетя умерла, — сообщила она, поводя расширенными глазами, огля-
дывая по очереди всех.
— Ну-у! — ахнула Правдея Федоровна. — Похоронили?
— Нет, завтра похороны.
— Гли-ка: как знала — к сроку-то едешь...
И только после этого вместе с бабкой Натальей принялись выяснять, какая
из Лениных теток скончалась, их у нее было много. Оказалось, тетя Дуся, отцова
сестра, та, что жила на верхнем краю Замараевки рядом с Верой Брюхановой. Поо-
хали, повздыхали, не утешая девчонку, опуская в своей памяти и еще один гроб из
земного окружения и устанавливая себя на какое-то новое место в происшедшем
передвижении. Правдея Федоровна вздыхала громко, мощно. Расспрашивая, пере-
бирала в Замараевке своих знакомых, упомянула опять Веру Брюханову, подружку
по молодости, с которой не виделась года два...
— И не увидишься, — сказал Сеня, не сумев сдержать удовольствия от ловко
пришедшегося подхватного слова. — Переехала твоя Вера Брюханова.
— Куда переехала? Что ты буровишь?
Лена испуганно объяснила:
— Она же умерла! Еще зимой умерла!
— Вера умерла?! — выкрикнула Правдея Федоровна.
— Еще зимой. Кажется, в марте. По снегу.
Правдея Федоровна помолчала, приходя в себя.
— Что это за жизнь пошла?! — требовательно воззвала потом она. — Что за
жизнь пошла! Вера померла — и за полгода слух по Ангаре за двадцать верст не
сплыл. Это когда так бывало?! О, Господи!
— Сильно много народу помирать стало, — по-своему объяснила бабка
Наталья.
Сеню тронули за плечо: над ним стояла женщина, его гостья, она спросила
сигареты. Сеня протянул ей пачку; он курил, но все реже и реже. В одиночестве и за
весь день мог не вспомнить про курево, а с мужиками, глотнув дыму, не утерпевал,
травился.
Пока женщины не было, Сеня пересел к девочке, стал рассказывать, что ведет-
ся у него в хозяйстве.
— Во-первых, две коровы, — перечислял он. — Молоко будешь пить от пуза.
Мы поросенка от некуда девать молоком поим. Во-вторых, бычок, уже с рожками.
Стоит-стоит — да ка-ак взбрыкнет, будто шилом его ткнули, и давай носиться по
телятнику. — Сеня наблюдал: девочка слушала внимательно, но ни до коров, ни
до бычка не дотягивалась воображением, лицо ее оставалось безразличным. Шо-
коладку она не тронула, та нераскрыто лежала у нее на коленях, а булочку потере-
била. — В-третьих, боров на подросте... Но боров, он и есть боров, я, к примеру,
уважения к нему не имею. Потом курицы... Цыплята теперь подросли, ты опоздала,
чтобы цыпляток кормить. Будешь кормить куриц, это будет за тобой. Курица — не
такая глупая птица, как про нее говорят, за ней интересно наблюдать. Собака у нас
одна, умная собака, Байкалом зовут, зря никогда не гавкает, а чужого не пустит. Еще
есть овцы...