Упрощенная HTML-версия
ГОД ЧУДА И ПЕЧАЛИ
ê
411
— Я устала с тобой! Устала! — прошипела она. — И если не хочешь умереть
под камнем или превратиться в камень, делай, что я тебе велю!
И все-таки по интонации ее голоса я почувствовал, что, пожалуй, ей действи-
тельно нужно, чтобы я сходил туда. Сходил и вернулся. А что будет потом, потом и
увидим!
Я подошел к пещере, и хотя с каждым шагом у меня сжималось сердце от стра-
ха, все же не остановился у входа, а сразу шагнул в темноту.
Пока я шел по пещере, всего каких-нибудь двадцать-тридцать шагов, за это
время я успел припомнить до мелочей все эти три дня, что прожил на новом месте.
И стало мне ясней ясного, что случившееся сейчас со мной не случилось внезап-
но — вдруг ни с того ни с сего увидел на скале старуху и прочее! Нет! Все началось
еще той ночью, когда в раскрытую дверь вагона услышал я незнакомый и непо-
нятный шум, и пусть это был всего лишь шум прибоя, но с того момента вся моя
жизнь пошла рядом с чудом, вплотную к нему. А чудо, в сущности, оно только в
одно мгновение вопреки правилу. Увидел старуху на скале — это против правил. А
дальше — что камни падали из-под ноги, что пещера открылась, и все, что потом
будет, все это, хотя и по другим правилам, но все же по правилам, просто это другой
мир, и страшен только первый миг соприкосновения с ним. Впрочем, если я буду
утверждать, что вот таким образом думал тогда, то, конечно же, совру. И все же ис-
пытывал я и чувствовал нечто подобное.
Не успело потемнеть в пещере, как начало светлеть, и свет шел оттуда, куда мне
нужно было идти. Впереди не то ступенька, не то барьер, и я оказался в комнате или
в зале, трудно понять. Комната была круглая, в центре ее стоял круглый мраморный
стол, заваленный большими, толстыми книгами, а от стола во все стороны одиннад-
цать длинных труб почти упирались раструбами в одиннадцать ниш — окон, зарос-
ших с внешней стороны скалой. Окна были как мертвые или как слепые, и только
двенадцатое окно, в которое я вошел, зияло темнотой. Я догадался, что это вершина
какой-то башни, а трубы — телескопы, в которые когда-то смотрели на небо, но
башня заросла скалой, если такое вообще возможно, и в ней уже очень давно ник-
то не бывал, потому что на полу у меня под ногами, на трубах, на книгах — везде
лежал толстый слой пыли, а я шагал по ней, как по ковру, и пыль поднималась от
моих ног и светилась кристалликами в общем свете в комнате, который ниоткуда не
исходил, а был будто сам по себе. Просто в комнате было светло. Только свет этот
непривычно отдавал легкой голубизной.
Я подошел к столу, осторожно сдвинул пыль с одной из книг, зачихал, но все
же попытался раскрыть книгу. Она у меня в руках превратилась в пыль, и я испу-
ганно зажмурился от одной мысли, сколько же лет прошло с тех пор, когда люди
покинули башню!
Я отошел от стола и увидел лестницу вниз. Попробовал ногой первую ступень-
ку, убедился, что она каменная, и осторожно начал спускаться.
Сердце зашлось восторгом, когда я с последней ступеньки шагнул в комнату
ниже. Комната — точнее, зала, была раза в два больше верхней, она тоже была круг-
лая, и ее круглая стена вся была увешана оружием. Здесь были кинжалы с узорны-
ми ручками и сверкающими лезвиями, сабли кривые, большие и поменьше, копья,
арбалеты, луки — и не было двух одинаковых предметов. Пол в комнате был устлан
медвежьими шкурами, и каждая много больше той, какую я видел у Светки.
Почти сразу же заметил, что из этой комнаты лестница ведет вниз, но я не мог
не перетрогать руками все эти чудесные вещи. Здесь, в оружейной, не было пыли, и
все предметы выглядели так, будто их только что почистили и развесили. Я не мог
определить, из какого металла сделано то или другое оружие, но, пожалуй, здесь
было много серебра.