Упрощенная HTML-версия
ГОД ЧУДА И ПЕЧАЛИ
ê
435
это для нее — все горе только в этом, для меня же еще тяжелее гибель Долины и
все, что, наверное, пришлось перенести моему народу, покинувшему Долину. Слава
звездам, что мне о том ничего не известно!
— А Ри! — воскликнул я. — Она при чем здесь? Она за что?
Еще угрюмее стал Байколла.
— Она ни за что! Она есть мера моего наказания!
—Это все Сарма! Она толком не разобралась, вредная и злая старуха! — крик-
нул я, стукнув кулаком по полу.
— Старуха? — спросил Байколла. — О ком ты говоришь?
— О Сарме, о ком же еще!
— Сарма стала старухой?! Но ведь она знала тайну вечной молодости!
Я пожал плечами:
— Она старая и противная, как сто самых старых и противных старух.
Байколла задумался, покачал головой.
— Значит, ее горе оказалось сильней вечной молодости!
— А может, не горе, а вредность! — проворчал я.
— Нехорошо так говорить! — укорила меня Ри, а я аж зубами заскрежетал от
досады: Сарма лишила ее счастья жизни, а она ее защищает! В тот раз я вышел из
замка более, чем прежде, злой на Сарму. Когда подошел к ней, захотелось сказать ей
что-то обидное, и я спросил, будто так, между прочим:
— Вот Байколла говорит, что вы знали тайну вечной молодости, а почему же
вы стали такой старой?
— Старой? — шепотом спросила Сарма. — Ты говоришь, я стала старой?
Рука в голубой перчатке взметнулась вперед, в руке появилось круглое зер-
кальце. Старуха взглянула в него, глаза ее расширились, она поднесла зеркальце
ближе, рот ее раскрылся, лицо, и без того страшное, перекосилось, она задрожала
вся и вдруг с силой швырнула зеркальце в боковую стенку скалы, и тут же эта стена
сначала осела, как сугроб, и в то же мгновение рухнула вниз.
Сарма вскочила с кресла и закричала так, что у меня волосы встали дыбом.
Она скинула с головы голубой капюшон и вцепилась руками в свои белые, как снег,
волосы. Потом она сорвала с руки голубую перчатку и обезумевшими глазами ус-
тавилась на свои желтые костяшки пальцев и снова закричала страшно и дико, а
кругом падали камни и устремлялись вниз. Облако пыли поднялось над скалой, и в
этом облаке кричала и металась старуха в голубом одеянии.
Мне стало так страшно, что ноги сами вынесли меня на спуск, и я, не обращая
внимания на срывающиеся с уступов камни, на грохот настоящего обвала букваль-
но в двух метрах от моего места спуска, кинулся вниз; забыв про осторожность,
я словно скатывался со скалы, спасаясь от преследующего меня истошного крика
Сармы.
Уже внизу под самой скалой что-то ударило меня по голове сзади и начисто
отключило от всего этого кошмара.
Обиднее всего было утверждение Генки, будто я кричал, испугавшись обвала.
Но не мог же я объяснить, что кричал вовсе не я, а Сарма, да и кто поверил бы та-
кому объяснению!
Генка со своим дедом возвращались из тайги с сеном на волокуше и услышали
обвал и крик. Они нашли меня у подножья Мертвой скалы с разбитой головой, всего
в крови, и сначала подумали, что я уже мертвый. Они принесли меня в поликлинику
поселка, что находилась на самом берегу Байкала, и первое, что я услышал, когда
пришел в себя, это шум волн за раскрытым окном. Потом я почему-то увидел Ген-
киного деда, и мне показалось, что это Байколла, потому что у деда была такая же
белая борода и в глазах тоже было что-то невеселое, похожее на постоянную печаль