Леонид БОРОДИН
ê
442
Как-то очень хочется надеяться, что жизнь не представит мне такого нелепого и не-
приятного случая! Но ведь несерьезно было бы сказать, что в детстве я был смелее,
чем сейчас!
Ну, что бы там ни было, а было так: Сарма хохотала, а я стоял у камня и держал
руку на животе.
— Иди сюда! — приказала старуха, и я пошел к ней, просто подчиняясь при-
казу, и остановился около нее, ни о чем не думая и лишь ощущая подступающую к
горлу тошноту.
— Ну как, — насмешливо спросила Сарма, — не разорвалось на части твое
сердечко? Сгибаются ли коленки?
Я не ответил. Насмешка не трогала меня.
— Ступай домой! — сказала Сарма. — Считай, что сегодня ты впервые про-
жил день настоящей жизни! Сегодня с тебя хватит!
Слова эти были сказаны незнакомым тоном, но обрадоваться этому у меня не
хватило сил.
— Иди! — повторила Сарма. — Я сама закрою вход в замок.
Смысл ни одного из этих слов не дошел до меня, даже лень было подумать:
какой вход? в какой замок? Я повернулся, подошел к спуску, сел на уступ и сполз
с него и потом так же, кажется, не спускался вовсе, а сползал со скалы до самого
подножья. Медленно брел по дороге к поселку, не доходя, свернул в кусты, лег на
траву и пролежал там до вечернего холода.
Мама несколько раз пощупала мой лоб, когда я лег в постель, сунула мне гра-
дусник, долго рассматривала его потом, долго стрясала, тревожно глядя на меня.
Утром они с папой говорили на кухне о том, что я опять очень плохо спал и
кричал во сне о каких-то змеях. Упоминание о змеях не встревожило и не вско-
лыхнуло меня. Я чувствовал вялость и долго провалялся в постели. Потом, после
завтрака, пошел на Байкал, разыгрался с мальчишками и вошел в норму. Но только
почему-то всякий раз, как только вспоминал о Мертвой скале, гнал от себя это вос-
поминание.
Так было и на следующий день, и я весь день провел в воде с мальчишками,
уже почти привыкнув к температуре воды, хотя, может быть, и чаще, чем другие,
подбегал к костру на берегу. Когда прошло еще несколько дней, однажды я подслу-
шал разговор мамы с отцом о том, что та ночь, когда я кричал во сне о змеях, была
для меня «критической», и что теперь я уже лучше выгляжу и вообще поправляюсь.
Мама и папа были довольны, хотя я начисто забыл, где лежат учебники и книги.
5
Мы с Юркой чинили наш плот. Ночью был сильный Баргузин, плот выкинуло
на камень, и две шпалы лопнули в местах крепления. Мы сначала всякими самоде-
льными рычагами вытаскивали скобы, потом вколачивали их в новых местах, затем
связывали проволокой треснувшие шпалы. И еще долго возились, стаскивая плот
с камней на воду, когда прибежал Валерка и сообщил, что умирает Белый дед, то
есть дед Генки-лодочника, что вызвали врача из Слюдянки, и он должен приехать
на дрезине.
Мы промчались по берегу к Генкиному дому. Около дома уже было много лю-
дей, сам же Генка сидел на борту лодки на берегу растерянный, с опухшими губами
и красными глазами.
—Живой еще? — спросил Юрка.
Генка шмыгнул носом, сверкнул глазами.