Упрощенная HTML-версия
ГОД ЧУДА И ПЕЧАЛИ
ê
461
На переменах я никогда не баловался, не носился по коридору, потому что мне
было некогда, я, как правило, стоял где-нибудь неподалеку от нее, к ней спиной,
но даже спиной, не только ушами, слушал голоса всех, и из всех голосов слышал
только ее голос.
Странно, никто не замечал, что у ней совсем особенный голос! Первое время я
даже боялся, что кто-нибудь обратит на это внимание и спросит, почему у нее такой
необычный голос, и этот вопрос может разбудить в ней какое-нибудь воспоминание
и причинит боль.
Сердце мое начинало громко стучать каждый раз, когда я видел ее грустной
или задумчивой, потому что мне всякий раз казалось, будто вот-вот она что-то
вспомнит, и я даже пытался угадывать, что она может вспомнить, и ловил себя на
том опасном желании подсказать, которое однажды уже так плохо кончилось.
Иногда в ее забывчивости мне виделась или чувствовалась измена по отноше-
нию к Байколле, ко всему, что было связано с историей Долины Молодого Месяца,
и... ко мне! Мысль эта, конечно, была несправедливой, я это понимал, но осудить
мысль — не значит избавиться от нее!
Постепенно странным образом стало меняться отношение ко мне со стороны
ребят. Когда меня донимали намеками и хихикали, я не обращал внимания, ни с кем
не ссорился из-за этого и даже вообще перестал замечать такое.
Но однажды, когда я пришел в кино чуть позже других, Светка крикнула мне,
чтобы я шел к ней, что есть место. Но когда я сел, то рядом оказалась Ри, а Светки
не оказалось. Какое это было кино, я, конечно, не помню.
Юрка, с которым я когда-то подрался, вдруг сам пошел на мировую и подарил
мне отличные веревки для коньков.
Генка, презиравший меня поначалу, однажды на перемене прижал в углу одно-
го мальчишку за то, что тот что-то намекнул в мой адрес.
А классный руководитель наш, Татьяна Ивановна, придя однажды к нам до-
мой в гости, вдруг спросила меня как будто между прочим, не лучше ли было бы
мне сесть на первую парту, ну, хотя бы среднего ряда. Они переглянулись с мамой, а
я покраснел и отказался. Для меня это было не лучше. Я тогда бы не смог смотреть
на Ри во время урока.
Приближались школьные каникулы, и я думал о них с ужасом. Ри должна была
уехать на две недели, и я не мог представить себе две недели без нее. И тогда пришла
мне в голову отличная мысль. Я несколько дней обдумывал ее и однажды приступил
к действию. Я попросил Светку принести в школу какие-нибудь фотографии. Она
принесла фото, на котором она стояла рядом с убитым медведем. Фотография две
перемены ходила по классу, а на третьей перемене я, собрав все свое мужество, мо-
билизовав все свои способности к спокойствию, подошел к Ри и небрежным тоном
спросил:
— А ты еще никогда не фотографировалась?
Я был уверен, что она не фотографировалась (когда бы ей успеть!), и моя зада-
ча заключалась в том, чтобы пробудить в ней желание сфотографироваться. Но она
ответила удивленно:
— Почему? Я фотографировалась!
Это несколько озадачило меня. Я готовился к долгой и сложной по замыслу
операции, но в ней отпала необходимость. Я растерялся и вдруг сказал каким-то
осипшим голосом:
— Привези!
Она посмотрела на меня, опустила глаза и сказала: «Ладно!» До двери класса
я дошел нормально, но в коридоре меня зашатало от радости, а ведь была только
среда, и как мне было дожить до понедельника!