Упрощенная HTML-версия
ГОД ЧУДА И ПЕЧАЛИ
ê
465
Люди очень не любят непонятного и не хотят знать о непонятном, и вопреки
всякой логике они верили этому совершенно нелепому объяснению, не задумыва-
ясь о том, откуда на второй день замерзания могла оказаться двойная льдина.
Теперь же я могу рассказать правду. Когда я барахтался и скулил, проломив
проход во льду уже метров на восемь, на краю льда передо мной появилась Сарма.
— Ну что ты скулишь, трусишка! — сказала она возмущенно. — Я же гово-
рила тебе, что пока ты живешь на берегах Долины, с тобой ничего не случится!
Перестань сейчас же визжать! Слышать противно! Давай руку!
Я протянул ей руку, но ее руки не почувствовал, ее рука словно отодвинулась,
я же тянулся и подтягивался за ней.
— Не суетись! — крикнула Сарма сердито. — Заплывай на лед! Заплывай! Не
дави лед локтями!
Лед подо мной прогнулся, но не сломался.
— Теперь ползи! Ползи! Не дави локтями! Ногами не дрыгай! Ползи!
Сарма пятилась к берегу, а я полз за ней по льду, кажется, очень долго, пока
она не сказала:
— Все! Вставай и беги домой что есть духу!
Мальчишки у берега встретили меня, как покойника с того света. А к берегу
уже бежали люди, и впереди всех дядя Сережа, Светкин папа. Он схватил меня,
поднял на руки и вместе со мной побежал назад. Их дом был ближе, чем наш, и
он притащил меня к себе. Меня раздели, растирали водкой, переодели, укутали,
уложили в громадную постель и заставили выпить полстакана водки, от чего я за-
катился в судороге.
Потом в дом влетела мама, шлепнула меня по тому месту, которое для того
предназначено, обнимала, целовала меня, плакала и приговаривала:
—И почему именно он! То под обвал попал, то под лед провалился! Да что же
это такое! Сглазил его у меня кто-то, что ли?
Но Сарма верно сказала, я не подцепил даже насморка. Мальчишки приняли
Сарму за старуху Васину и рассказывали, как она меня вытащила, и, конечно, вра-
ли, потому что все было совсем не так!
Итогом этого происшествия были мои долгие размышления по поводу того,
как далеко распространяется моя безопасность, дарованная Сармой! Ведь это от-
крывало передо мной огромные возможности! И я решил совершить проверку этих
возможностей.
На правом склоне ущелья, почти над школой, была невысокая скала, метров
пятнадцать. Внизу под ней на небольшую площадку намело много снега, и я решил
прыгнуть с этой скалы. Этого не сделал бы никто, потому что снег снегом, а высота
высотой! Даже в воду с такой высоты не прыгнешь!
Я забрался на скалу, присел на корточки на краю уступа. Отсюда высота каза-
лась еще большей. Если сказать, что было страшно, то это не то слово! Несколько
раз поднимался я на ноги, но каждый раз трусливо приседал, и так проторчал на
скале около часа. И когда, наконец, спустился с нее, так и не решившись на прыжок,
то с грустью и огорчением понял, что подарок Сармы ничего не прибавил к тому,
что я могу сделать и сам, и этот вывод надолго испортил мне настроение.
Близится конец моего рассказа, и конец этот, если брать в соображение чувства
двенадцатилетнего мальчика, неизбежно печален. Но почему же, вспоминая и рас-
сказывая об этой печали, я словно прикасаюсь к счастью, которого не мог оценить в
свое время, но которое и теперь не потеряло своего тепла и света?!
Все каникулы прошли в ожидании перемены в наших отношениях с дочерью
Байколлы. Притом я вовсе не представлял себе, что, собственно, должно было из-
мениться, я не знал и не понимал, чего хотел. Пожалуй, я знал только одно — что
не хочу и не могу больше быть для нее чужим, я не хотел быть для нее как все. Но