Упрощенная HTML-версия
Евгений СУВОРОВ
ê
522
двору с полным ведром идет красивая женщина… У художника столько любви к
дому, беседке, деревьям, что сразу же понимаешь: это все из-за красивой женщины!
Что-то древнее, вечное виделось в этой картине: дом среди старых сосен, поблес-
кивающие от утренней росы крыша и лужайка, на которой что-то старательно клю-
ют куры — наверное, хозяйка сыпанула им горсть зерна; колодец с почерневшей
драньевой крышей и с бадьей, сохнущей на краю четырехугольного сруба; проле-
тающая вдалеке большая птица, скорее всего ворона; плотная изгородь, скрываю-
щаяся за стволами берез, сосен и пересаженных из леса кедров… И в центре этой
утренней картины — женщина с ведром, все собой оживляющая! И все освещено
яркими лучами невидимого солнца! И никак не отделить Совку от дома, от колодца
с маленькой двускатной крышей, от поблескивающих росой листьев деревьев, от
летящей птицы — для меня все это было вместе, одно не существовало без дру-
гого… Лиля — не из-за моего ли внимания к картине? — тоже не удержалась и
долго смотрела на свою усадьбу, так удачно нарисованную художником, потом, не
сказав ни слова, скрылась за высокой перегородкой на кухне, зазвенела посудой,
и только тут я вспомнил, что весь день ничего не ел. В двух деревнях — Артухе и
Черемшанке — жили мои родственники, но я не стал заходить к ним, считая, что у
меня будет время на обратном пути. Нигде я не задерживался и все равно пришел,
как мне казалось, поздновато. Как она легко все делала! Будто сами собой на столе
появились ложки, вилки, стаканы… Сказка продолжалась: алюминиевые ложки и
вилки казались мне серебряными, стеклянные стаканы — хрустальными, старин-
ный самовар — из чистого золота…
— При бабушке он всегда блестел, — сказала Лиля, неизвестно когда пере-
одевшаяся в платье с короткими рукавами. — Теперь мы чайник кипятим. А само-
вар — по праздникам. Я вообще-то с бабушкой согласна: из самовара чай вкуснее.
И наливать из него интереснее.
Лиля лучинками разожгла самовар возле русской печи, бросила в него несколь-
ко больших, погасших углей, подхватила, как маленького ребенка под мышки, вы-
бежала на крыльцо, спустилась по ступенькам, поставила на траву — так, чтобы его
хорошо было видно из окна, и чуть не бегом исчезла на огороде. Мне было приятно,
что Лиля делает все так, будто я довожусь ей родственником, которого она долго не
видела и в первую минуту даже не узнала.
В том, что мы с ней ни разу не встречались, было какое-то недоразумение…
Я с наслаждением вдыхал слабый, исчезающий запах дыма, оставленного
разожженным самоваром, все больше чему-то радовался и думал: «Лиля меня хо-
рошо встречает, а там время покажет: полюбит — буду самым счастливым чело-
веком, не полюбит — восприму как должное, — не могут же все быть самыми
счастливыми…»
Я посмотрел в окна, и в каждом из них был виден лес, близко подступавший к
дому, и представил, как в бурю или в сильный ветер гудят и раскачиваются деревья,
как огромные тени то появляются, то исчезают на полу, на стенах, на потолке… И
на миг Совкин дом показался мне маленькой хрупкой лодчонкой, которую в шторм
океанские волны бросают как попало, и в лодке — ни одного мужчины, и некому
подбодрить женщин, не хватает крепкой мужской руки… Я с сомнением взглянул
на свои руки, сжал и разжал правую и почувствовал, как мускулы мои наливаются
силой, и мне захотелось, чтобы скорее наступил покос. Косить я умел и любил.
Грести сено и складывать его в копны, а потом в зарод было для меня не работой,
а праздником! И если не удавалось приехать домой, то я косил сено у кого-нибудь
возле города бесплатно. Не брать же деньги за работу, от которой делаешься моложе
и сильнее!