Упрощенная HTML-версия
Валерий ХАЙРЮЗОВ
ê
546
портилась окончательно, и лететь куда бы то ни было или возвращаться на базу нам
запретили.
—Вот что, не в службу, а в дружбу, — когда мы уже разместились в пилотской
гостинице, сказал мне Ватрушкин, — сбегай до магазина. Это тот, что в судовер-
фи. — Командир протянул мне двадцать пять рублей: — Надо обмыть твой первый
полет. Возьми коньяк. — На какое-то мгновение командир призадумался: — Две
бутылки мало, три много. — Ватрушкин махнул рукой: — Вот что, бери пять. Не
хватит, так останется. И сними свой парадный костюм. Лучше надень мою куртку.
Увидят тебя жигаловские — подумают, что это Муслим Магомаев к ним прилетел.
Сравнение со знаменитым певцом мне польстило. Магомаев был тогда у всех
на устах. И то, что командир предложил взять его куртку, своей предусмотритель-
ностью сразило меня окончательно. Действительно, могут не понять: летчик, да
еще и молоденький, затаривается спиртным. А в куртке — другое дело, и покупате-
лям, если они там будут, понятно, что берет коньяк бывалый летун.
— Да я вообще-то не пью, — заметил я.
— Что так? Больной? Или подлюка? — Ватрушкин как-то по-новому оглядел
меня: —Пить не будешь — капитаном не станешь. Но насильно заставлять не буду.
Как говорится: вольному воля.
—Спасенному — рай, — в тон поддакнул я. —А еще мой отец говорил: беше-
ному — поле, ходячему — путь.
— Лежачему — кнут, а бестолковому — хомут! — засмеялся Ватрушкин. —
Тот, который на нас надевают.
— Считается не тот, который надевают, а тот, который мы надеваем на себя
сами, — буркнул я.
— Уже и закукарекал, — удивленно протянул Ватрушкин. — Тебе бы надо на
филолога, а ты в летчики! Ну что, идешь?
— А у меня есть выбор? Конечно, иду, даже не иду, а лечу.
—Вот и ладненько! Если увидишь там папиросы «Герцеговина Флор», возьми
пару пачек. В городе их днем с огнем не сыщешь, а здесь бывают, должно быть, в
память о тех временах, когда в этих краях в ссылке был соратник Сталина Валериан
Куйбышев.
— Здесь еще бывал Радищев, — вспомнил я. — Который написал «Путешест-
вие из Петербурга в Москву». И проездом — Чернышевский.
Реакция командира оказалась мгновенной.
— «Что делать?» — прищурившись, спросил себя Ватрушкин. —Вот что при-
кажешь делать мне? Был у меня уже такой же филолог, фамилия у него была Тимо-
хов. Любил играть в карты и филонить. Чем это завершилось? А тем, что сам себя
сослал он на Колыму. Дальше было некуда. Может статься, что и тебя могут в этот
самый Чикан отправить, к Анне Евстратовне. Скоро туда откроются полеты, и там
наверняка потребуется человек.
В Чикан мне совсем не хотелось. Я понял, что Ватрушкина начала раздражать
моя говорливость. И не мой первый полет он хотел обмыть, а, скорее всего, снять
напряжение, которое еще с самого утра создал ему я. Вновь перед моими глазами
встал почтовый завал, и, судя по словам командира, нам еще предстоял разбор, ко-
торый не сулил мне ничего хорошего. Чего доброго, могут и сослать.
И я пошел в незнакомый мне северный поселок.
«Надо же, он даже знает, что в этих местах бывали Куйбышев и Чернышевс-
кий, — размышлял я над словами Ватрушкина. — Вообще-то забавный старикан.
Но надо с ним ладить. Не то и вправду сошлет в Чикан. Тогда точно — не видать
левого сиденья, как своих ушей».