Упрощенная HTML-версия
Валерий ХАЙРЮЗОВ
ê
560
Между делом она рассказывала, как ее здесь встретили, как быстро, за пару
дней, соорудили вот этот пристрой.
— Побелили, покрасили, принесли новые табуретки и даже где-то разыскали
барское кресло, перетянули его бараньей шкурой, а на пол, под ноги, бросили мед-
вежью шкуру. — Меня так и подмывало спросить про сырые чурки, но она и сама
рассказала, как она боролась с вязкой, сырой древесиной, пытаясь растопить печь.
На это самое кресло она усадила меня, чтобы я чувствовал себя, как в кабине
самолета. За столом, в свою очередь, я предложил ей помощь, если потребуется
что-то передать в город, отвезти-привезти посылку или ее саму в Иркутск. Она с
улыбкой глянула на меня и сказала, что хотела бы передать в город работы учеников
на конкурс.
— Нет проблем, передам, — бодрым голосом заверил я.
Она достала папочку и вместе с нею еще какой-то пакет.
— А это вам с Иннокентием Михайловичем, — сказала она.
— Что это? — спросил я.
— Ондатровые шкурки, двенадцать штук, как раз на две шапки.
— Да ты что, я не могу и не буду брать такие подарки, — нахмурившись,
сказал я.
— Ты меня обидишь, — ответила Анна. — Я была вам так благодарна!
— Бери, бери! — сказал Мамушкин. —Охотники здесь сдают их по пятьдесят
копеек за штуку.
— Я их не покупала, мне принесли, сказали: сшейте себе шапку. Здесь такие
холода!
— Они правы, здесь действительно холодно, — заметил я.
Мысли мои пошли зигзагами: взять — подумает, летчики все такие, берут и
даже спасибо не говорят. Откажусь — обидится. Еще в детстве мама меня учила:
не бери чужого. Взял — потерял. Отдал — приобрел. И тут до меня дошло. Должно
быть, шкурки ей принес Митрич.
— Я не люблю меховые шапки. Мне нравятся платки, — сказала Анна.
— Нет, — твердым голосом сказал я. — Ты, пожалуйста, не обижайся. Мне
Коля, — я кивнул на Мамушкина, — уже достал. —Мамушкин недоуменно глянул
на меня, но я посмотрел на него долгим взглядом, и он прикрыл уже раскрытый от
возмущения рот.
На обратном пути к его обители Мамушкин отругал меня, затем сказал, что к
ноябрьским праздникам из тайги начнут выходить охотники, и тогда он точно при-
шлет мне шкурки. За сданную пушнину государство платило охотникам гроши, и
она уходила на сторону; в основном передавали или продавали в город; одним надо
было устроить своих родственников в больницу, другим нужен был мотоцикл или
лодочный мотор.
— А ты зря не взял, обидел девушку, — сказал Мамушкин. — Хочешь, я тебе
соболей на шапку достану? Ты мне пива, а я тебе соболей. Идет?
—Я же не Чернышевский, — засмеялся я. —Это, говорят, он любил прохажи-
ваться по Вилюйску в собольей шапке. Мне бы что попроще.
Была в нашей работе особая статья. О ней говорили мало, а если и говорили,
то мимоходом. Те дрожжи, которые вез радист Ватрушкина, не были чем-то осо-
бенным и из ряда вон выходящим. Много чего приходилось возить летчикам. Так
повелось: где-то чего-то много, а кому-то постоянно недостает.
Утром перед вылетом у входа в стартовый здравпункт нас поджидали разного
рода ходоки. Одни просили привезти с Байкала рыбу, другие — орехи, ягоды, тре-