Упрощенная HTML-версия
ЩЕПКА
ê
117
Конечно, они делали это на фоне красивой декорации с пафосом, в порыве. А у нас
это будничное дело, работа. А работы-то вы более всего боитесь. Мы проделываем
огромную черновую, черную, грязную работу. О, вы не любите чернорабочих чер-
ного труда. Вы любите чистоту везде и во всем, вплоть до клозета. А от ассенизато-
ра, чистящего его, вы отвертываетесь с презрением. Вы любите бифштекс с кровью.
И мясник для вас ругательное слово. Ведь все вы, от черносотенца до социалиста,
оправдываете существование смертной казни. А палача сторонитесь, изображаете
его всегда звероподобным Малютой. О палаче вы всегда говорите с отвращением.
Но я говорю вам, сволочи, что мы, палачи, имеем право на уважение...»
Но до начала так и не досидел, вскочил, пошел к выходу. Глаза, бинокли, лорне-
ты с боков, в спину, в лицо. Не заметил, что громко сказал — сволочи. И плюнул.
Домой пришел бледный, с дергающимся лицом. Старуха в черном платье и
платке, открывавшая дверь, пытливо-ласково посмотрела в глаза:
— Ты болен, Андрюша?
У Срубова бессильно опущены плечи. Взглянул на мать тяжелым измученным
взглядом, глазами, которым не дали красок и света, которые потускнели, затосковали.
— Я устал, мама.
На кровать лег сейчас же. Мать гремела в столовой посудой. Собирала ужин.
Но Срубову хотелось только спать.
Видит Срубов во сне огромную машину. Много людей на ней. Главные маши-
нисты на командных местах, наверху, переводят рычаги, крутят колеса, не отрыва-
ясь смотрят вдаль. Иногда они перегибаются через перила мостков, машут руками,
кричат что-то работающим ниже и все показывают вперед. Нижние грузят топливо,
качают воду, бегают с масленками. Все они черные от копоти и худы. И в самом
низу, у колес, вертятся блестящие диски-ножи. Около них сослуживцы Срубова —
чекисты. Вращаются диски в кровавой массе. Срубов приглядывается — черви. Ко-
лоннами ползут на машину, мягкие красные черви, грозят засорить, попортить ее
механизм. Ножи их режут, режут. Сырое красное тесто валится под колеса, втапты-
вается в землю. Чекисты не отходят от ножей. Мясом пахнет около них. Не может
только понять Срубов, почему не сырым, а жареным.
И вдруг черви обратились в коров. А головы у них человечьи. Коровы с че-
ловечьими головами, как черви, — ползут, ползут. Автоматические диски-ножи не
поспевают резать. Чекисты их вручную тычут ножами в затылки. И валится, валит-
ся под машину красное тесто. У одной коровы глаза синие-синие. Хвост — золотая
коса девичья. Лезет по Срубову. Срубов ее между глаз. Нож увяз. Из раны кровью,
мясом жареным так и пахнуло в лицо. Срубову душно. Он задыхается.
На столике возле кровати в тарелке две котлеты. Рядом вилка, кусок хлеба и
стакан молока. Мать не добудилась, оставила. Срубов проснулся, кричит:
—Мама, мама, зачем ты мне поставила мясо?
Старуха спит, не слышит.
—Мама!
Против постели трюмо. В нем бледное лицо с острым носом. Огромные испу-
ганные глаза. Всклокоченные волосы, борода. Срубову страшно пошевелиться. Двой-
ник из зеркала следит за ним, повторяет все его движения. И он, как ребенок, зовет:
—Мама, мама.
Спит, не слышит. Тихо в доме. Шаркает больная нога маятника. Хрипят часы.
Срубов холодеет, примерзает к постели. Двойник напротив. Безумный взгляд на-
стороже. Он караулит. Срубов хочет снова позвать мать. Нет сил повернуть языком.
Голоса нет. Только тот, другой, в зеркале беззвучно шевелит губами,