Упрощенная HTML-версия
Владимир ЗАЗУБРИН
ê
118
- VI -
Товарищ Срубова по гимназии, университету и по партийному подполью Иса-
ак Кац, член Коллегии Губчека, подписал смертный приговор отцу Срубова, доктору
медицины Павлу Петровичу Срубову, тому самому Павлу Петровичу, московскому
чернобородому доктору в золотых очках, который приготовишку гимназистика Каца
шутя трепал за рыжие вихры и звал Икой, и которого Кац звал Павлом Петровичем.
И перед расстрелом, раздеваясь в сырой духоте подвала, Павел Петрович го-
ворил Кацу:
— Ика, передай Андрею, что я умер без злобы на него и на тебя. Я знаю, что
люди способны ослепляться какой-либо идеей настолько, что перестают здраво
мыслить, отличать черное от белого. Большевизм— это временное болезненное яв-
ление, припадок бешенства, в который впало сейчас большинство русского народа.
Голый чернобородый доктор наклонил набок голову в вороненом серебре волос,
снял очки в золотой оправе, отдал коменданту. Потер рука об руку, шагнул к Кацу.
— А теперь, Ика, позволь пожать твою руку. — И Кац не мог не подать руки
доктору Срубову, глаза которого были, как всегда, ласковы, голос которого, как всег-
да, был бархатно мягок.
— Желаю тебе скорейшего выздоровления. Поверь мне как старому доктору,
поверь так, как верил гимназистом, когда я лечил тебя от скарлатины, что твоя бо-
лезнь, болезнь всего русского народа, безусловно, излечима и со временем исчезнет
бесследно и навсегда. Навсегда, ибо в переболевшем организме вырабатывается до-
статочное количество антивещества. Прощай.
И доктор Срубов, боясь потерять самообладание, отвернулся, торопливо, сгор-
бившись, пошел к «стенке».
А член Коллегии Губчека Исаак Кац, который был обязан сегодня присутство-
вать при расстрелах, едва удержался от желания убежать из подвала.
И в ночь расстрела доктора медицины Павла Петровича Срубова член Кол-
легии Губчека Исаак Кац телеграммой был переведен на ту же должность Члена
Коллегии Губчека в другой город, в тот, где работал Андрей Срубов. И в первый же
день своего приезда Исаак Кац сидел на квартире у Андрея Срубова и пил с Андре-
ем Срубовым кофе. А мать Срубова, бледная старуха с черными глазами, в черном
платье и в черном платке, варила кофе, вызывала сына из столовой и в темной при-
хожей шепотом говорила:
— Андрюша, Ика Кац расстрелял твоего папу, и ты сидишь с ним за одним
столом.
Андрей Срубов ладонями рук ласково касался лица матери, шептал:
— Милая моя мамочка, мамунечка, об этом не надо говорить, не надо думать.
Дай нам еще по стакану кофе.
И сам не хотел говорить, не хотел думать. Но Ика Кац считал неудобным не го-
ворить и говорил. Говорил, помешивая, позвякивая ложечкой в стакане, вниматель-
но разглядывал свою руку, красноватую в рыжих волосах, в синих жилах, опуская
рыжую кудрявую голову, наклонясь над дымящимся кофе, вдыхая его запах—креп-
кий, резкий, мешающийся с мягким запахом кипящего молока.
— Никак нельзя было не расстрелять. Старик организовал общество идейной
борьбы с большевизмом — ОИБ. Мечтал о таких «оибах» по всей Сибири, хотел
объединить в них распыленные силы интеллигенции, настроенной антисоветски.
Во время следствия он их звал оибистами...
Говорил, а лица не поднимал от стакана. Срубов слушал, медленно набивал
трубку, не смотрел на Каца, чувствуя, что ему не хочется говорить, что говорит он
только из вежливости. Срубов убеждал себя, что расстрел отца был необходим, что