Упрощенная HTML-версия
РАНЫ
ê
155
как бы дразня врагов: «Видишь, я сижу один перед тысячами-то твоими, и черта с
два ты меня возьмешь. А я бы взял тебя, будь ты в этом блиндаже». «А почему ты не
взял?» — спросил он себя, и досада стала душить его в тот миг. Сколько таких про-
счетов и оплошек наберется по всему-то батюшке-фронту, сколько найдется таких
командиров, которые из мати в мать себя хлещут, стучат кулаками, грозят: «Приди-
ка мне пустой, расстреляю, в штрафную спроважу». А сами не видят, что ли, би-
ноклем-то обшаривши передовую, не видят, что в амбразуре не ствол пулеметный,
а палка. Полз назад и плевался Гневышев, не страшась ругачки, а мучаясь каким-то
внутренним хохотом и стыдом.
15
— Ну, хватит, хватит. Ты рад зарыть миномет, — сказал Гневышеву подошед-
ший Трунов. — Иди хоть поспи маленько.
Гневышев дерном двухрядно плиту обложил, еще поплясал для верности вок-
руг нее и застыл на минуту. Его остановили запахи трав, плывшие из вершины пади
вместе с тихим течением воздуха. Густо пахло конопляником и приятно щекотало в
ноздрях, наводя на воспоминание о давнем косячке отцовской конопли за домом у
куста черемухи. Надо же, вон куда мотнуло Гневышева, опять к детству, а нет, удер-
жится он сейчас, не уйдет туда. Но уж чует Гневышев влажный запах ржи, сладко-
дымчатый, легкий, льется он в голову, как хмель, и приятно туманит ее, и что-то уж
зашевелилось из далеких дней, а тут еще пахнуло терпким дыханием картофеля, и
в глазах замелькал розовый и фиолетовый цвет его. Картошка, картошка! Как много
было с ней соединено хлопот и благополучия его семьи, и как измучивалась земля,
рожая ее, скудную, десятый раз подряд. Черви ее желтопроволочные иссекали всю в
той изнуренной земле. Помнил Гневышев, как новую землю дали его цеху и все ло-
мали голову, как целинку поделить, чтобы каждому кусок ложбинки достался. «Вот
так делите, косыми загончиками», — предложил Гневышев, и все рады были совету
и говорили: «Никому в голову не пришло, как поделить целинку, а Гневышев разде-
лил». Года два получал Гневышев хороший урожай, мешков по пятнадцать, аккурат
до нового хватало. А этот год Нюрка собрала мало, потому что копала мелко, на
полштыка. Оно лопатой-то орудовать и мужику не легко, сотку или полторы — са-
мое большее за день. А как бы хорошо, если бы хоть к следующей весне оказаться
дома да землю-то вскопать поглубже. Да, вот он доколачивает, дошагивает другую
войну, и обе — какие большие!
Обмыслить всего не обмыслишь, а обшагать пришлось сколь много земли. И
опять ему чех вспомнился, который чуть не остановил ему жизнь тогда. Из ржи их
тогда подняли, где они винтовки штыками в землю понатыкали. Командир красных
винтовки те собрал и велел каждому бежать в распадок. А винтовки эти были у них
всего-то полчаса в руках. Их белое начальство на телегах подвозило, когда солдаты
были уже в окопах. Тогда же Гневышев подумал: «Мужики мы, голодранцы, а бо-
ятся нас генералы». И тогда же он поискал по окопам чеха, охота была встретиться,
ох как славно было бы встретиться с ним. В распадке красноармейцы хохотали над
ними. В диво их ввело мешочное обмундирование.
— Вам, ребята, еще в плену придется погулять в мешках месяца три.
— Только-то! — смеялись пленные.
— Вас переагитируют и в хорошую одежду оденут.
— И воевать с белыми отправят?
— А ты думал, до конца войны отсиживаться будешь? — Не сразу, но так и
получилось, мешками они дивили Москву. Коленки расползлись, спины пропари-