Алексей ЗВЕРЕВ
ê
164
затолкал за обмотку. Трифонов потянулся за узлом, сквозь марлю виднелись в нем
хлеб и кастрюля. Так завязывали еду, когда отправлялись на далекое поле жать.
— Давай кого-нибудь, лейтенант. Пусть пожрать отнесет на НП.
— Кого пошлешь, все заняты, — возразил Трунов.
— Делов-то километр.
— Сам-то что?
— Некогда самому.
Было ясно, что старшина не хотел идти на НП: далеко и боязно. Кто знает, что
будет через минуту или две, вот и солнце выметнуло лучи. Старшина лениво потя-
нулся, зевая, кивнул на котелок с кашей.
— Гневышев, отнеси его Буретину. Хоть я ему и давно наклал, но отнеси, он
съест. Ну так, лейтенант, пошлешь?
— Иди уж, иди. А то ведь скоро начнется.
Старшина поднялся с земли и, отряхнувшись, пошагал к бачку, громко крича:
— Кто еще чай пить будет? То вылью.
Никто ему не ответил. Старшина вылил чай себе под ноги, взял посудины за
проушины и пошагал в гору.
19
Кашу на НП отнести не успели. Связист вскочил на ноги и, не отрываясь от
телефонной трубки и оттопырив руку, словно для приветствия, прокричал:
— По места-а-а-ам!
В конце батареи раздался густой бас Буретина:
— Хоть пожрать успели. Спасибо ему.
Послышалась высокоголосая и певучая команда старшего на батарее:
— Приготовиться к бою!
Из ровиков, от котелков своих, из кустов ближних метнулись к минометам
солдаты, на бегу расстегивая гимнастерки и сбрасывая на брустверы и в щели не-
нужные шинели. А Гневышев аккуратно свернул свою шинель и опустил ее в ро-
вик. Пока шла команда первому миномету, пока возился вокруг него расчет, другие
подбивали уже давно подбитые плиты, скрежетали гвоздодерами, открывая ящики.
Кряхтение и переругивание перебила громкая команда «одна мина огонь», и сухой
треск разнесся по огневой, оставив после себя рассерженное нытье ствола, словно
он был недоволен чем-то. Гневышев снял ремень с пояса и пристегнул его через
плечо. Он не помнил, какой бой начинался, по его солдатскому счету. По счету ми-
нометчика, это был пятый бой, точнее пятая огневая, и она должна быть самая не-
легкая. Те первые огневые были как бы скользящие, как бы с ходу возникавшие и
копались не в полный профиль; такие скоротечные, что в сделанном и оборудован-
ном чуялась ненужность, и по тому, как скоро отстреливались минометы свои и как
там, впереди, и слева и справа, становилось все тише и тише, ждалось, что вот-вот
объявится отбой. Начнется свертывание батареи: хлопание чехлов, свинчивание,
подтягивание, звон инвентаря, забрасываемого в кузова машин, ворчание моторов
и запах бензина. Сегодня утро открыло все законченным, спрятанным, прихлопан-
ным, сделанным сполна и надолго, и думалось, что жить собрались тут не час, не
два. И в воздухе к утру как-то все устоялось, и слышен был густой запах зреющей
ржи. Чад пристреливающегося миномета не погасил сырых светлых запахов лета.
Гневышев все еще не привык быть далеко от передовой. Этот четвертый раз для
него казался по-своему трудным и непонятным; ничего-то ты не знаешь, что делает-