Алексей ЗВЕРЕВ
ê
170
21
«Юнкерсы», разбитые на тройки, плыли на небольшой высоте, и было ясно,
что шли они бомбить не дальние тылы, хотя шли и напористо. Ватные цветки раз-
рывов развертывались и вяли вокруг них.
— Пролетят, — сказал Жуков, высовываясь из щели.
— Погоди-ка, — ответил ему Гневышев.
Из первой тройки вывалился передний и, кренясь на крыло, как бы поворотил
назад. Передняя часть его словно оступилась на воздушной дороге, и со свистом и
воем он стал падать, казалось, прямо на Гневышева, будто его-то он и разглядел,
его-то ему и надо. Удары один за другим завстряхивали землю, с брустверов посы-
пались комья глины, падая на ноги, на голову, на спину. «Эко хлещет, — думал Гне-
вышев, — эко не знает, что все попрятались, выколупни попробуй. Э, вовсе рядом
уронил, черт, так всю щель порушить может, берись потом за лопату да поправляй.
А землей, а глиной как запахло, да я, кажись, наполовину похоронен. Ну бей, черт
с тобой, прямого-то попадания на свете не бывает, все равно это не разведка, и ро-
димая земля запрячет. Однако все там наверху исперекорежило, и минометы, поди,
опрокинулись и лежат вверх лафетами». Когда упала такая же тяжелая и пустая ти-
шина, Гневышев высунул голову и встретился взглядом с Труновым, как из могилы
вылезшим, сплошь осыпанным серым прахом земли.
—Жив, старина? — голос лейтенанта казался тонким и слабым.
— Живой, — протянул Гневышев и оглядел небо: оно было чисто, голубо и
спокойно. Ни близко, ни далеко не было ни своих, ни чужих самолетов, и, казалось,
упала на землю случайная минута мира. И на батарее не было видно заметных пе-
ремен: минометы — их Гневышев пересчитал — стояли на своих местах, упрямо
уставившись в небо стволами, и шинели, и вещмешки, и чайник с водой находились
там же, и пэтээры так же покойно лежали на отшибе в своих ровиках. Только во
ржи желто разметнулись свежие воронки, и хлеб полег вокруг, прибитый землей и
взрывом.
— Пошарило и нас чуть-чуть, — крикнул Буретин и встряхнулся, окружив
себя облаком пыли.
Трунов все еще стоял в щели и подолом нижней рубахи протирал очки. Жуков
запылен не был, может, он успел вытрястись. Глаза его блестели, он брался за че-
ренок лопаты, показывая на нее, но до лопаты ли сейчас было. Отчаявшись, что его
так и не поймут, он спросил:
— Это откуда же такая лопата?
— А бомбой, должно быть, вырыло, — сказал, засмеявшись, Гневышев.
— Не твоя, Протасов? — спросил Трунов.
Шофер оглядел лопату, крепко источенную, немецкую, с толстым, прочно по-
саженным черенком, и сказал с сожалением:
— Нет, не моя.
—Спокойненько! — хитро улыбнулся Жуков. —Ее волной из шестой батареи
занесло. Лежу в щели, а она летит ко мне. Знает, что в ней нуждишка.
—Ты в кою пору, не в бомбежку ли? — не договорил Гневышев и заметил, как
Трунов долгим изучающим взглядом посмотрел в смелые и лукавые глаза Жукова,
покачал головой и сказал:
— Ладно. Прилетела так прилетела. Очень-то не показывай. А вообще-то зря
из-за...
— Из-за пустяка рискуешь, хотели сказать, — продолжил Жуков. — А нет,
лопата не пустяк, лопата — наша спасительница.