Упрощенная HTML-версия
Алексей ЗВЕРЕВ
ê
180
—Шею немного поламывает, — ответил Трунов.
— Это ерунда. Запиши в книжечку, мол, такого-то числа хорошо отделался.
— Да вот потеря: очки куда-то подевались.
— То я и гляжу, каким-то другим ты стал.
И все отметили осунувшиеся без очков лицо и нос лейтенанта.
— Отыскать лейтенанту очки, — распорядился Жуков.
Подошел Буретин и сел на землю, охватив колени руками, и Гневышев сел
рядом, и все были потные, жаркие и счастливые, как охотники, за спиной которых
лежал поверженный медведь, а им и дела нет до него. Танк, как помеха, торчал на
огневой, обгоревших немцев спрятала рожь, и никто о них не проронил ни слова.
— Вот покурить бы кстати, — не унимался Буретин и потер руки.
— Одну бы затяжечку, — с шутливой жалобностью протянул Гневышев.
—А вот и очки, — обрадованно сказал подошедший солдат, подавая их лейте-
нанту на широкой ладони, — в щели нашли.
— Да, да. Когда тащили, они и сползли с меня, — объяснил Трунов.
— Это воевать в очках — чистая беда, — посочувствовал Гневышев. — Глаза
береги и очки береги.
Дрожащей рукой Трунов надел очки, лопнувшие еще в двух местах.
— Дай-ка, — снял их Гневышев. — Что делать с ними? Ведь рассыпятся. У
тебя, санитар, клейкопластырь, поди, есть, — обратился он к Смирнову.
Клейкую ткань Гневышев положил на ящик, вырезал складешком два кольца
и приклеил их с обеих сторон окуляра. Солдаты засмеялись, когда он надел очки на
нос лейтенанта.
— А мы и для другого глаза такую красу сделаем, а то не человек, не сова.
И пока Гневышев возился с очками, Трунов вздрагивал от воспоминаний, как
его заваливало в щели и как уж он вовсе похоронил себя. Он улыбнулся продолжи-
тельнее, с благодарностью поглядел на Гневышева и потряс его широкую жилис-
тую руку:
— Отремонтировал. Спасибо.
И уставился на новый, третий след танка в ржаном поле. Солдаты выправили
Трунову щель. Стала она шире и глубже, и можно было в ней сидеть и лежать и
даже плясать, как пошутил Жуков. Трунов торопился войти в себя. Он поднялся
на ящик и зашевелил плечами и шеей, словно устанавливал их на прежние места,
затем поднялся на ноги и, ставя их широко, как учатся ходить, пошагал к связисту.
— Это ты, Ваня? — обрадовался он, услышав в трубке голос комбата. — Как
ты там?
— А что со мной поделается; я среди пехоты. Тебя-то здорово?
— Да вот очки.
— То-то же, очки. К бабам в город бегал, а что бы там об очках подумать.
— В кармане у немца нашли, да не подходят.
— Говорят, ты поджег танк-то?
—Может, я, может, кто другой.
— Гляди, и награда будет. Как там наш портной?
— Ты почему, Ваня, так — «портной». Он на батарее лучший солдат.
— А я нет-нет да и вспоминаю, как он шил нам шинели. А ведь не умел.
— Не умел.
— Не умел, а сшил. Взялся. Это отчего, думаешь?
— Такой уж он прилипчивый к делу. Обглядел весь танк, все искал свои по-
падания.
— Нашел?
— Бак же пробил!