СИНЕЕ МОРЕ, БЕЛЫЙ ПАРОХОД
ê
235
Брат перестал кашлять. Он лежал, точно кукла. Глаза его поблескивали капля-
ми ртути. Я не мог смотреть в его глаза. Мне сразу вспоминалась тетя Вера, мамина
сестра. Она умерла от туберкулеза три года назад. Вот так же лежала в спальне, и
румянец, как от пощечины, проступал на ее скулах. Когда она была еще на ногах, к
ней приходили свататься лейтенанты. Но Вера отказывала всем. Когда лейтенанты
уходили, Вера плакала. Мама и бабушка плакали вместе с ней. В такие минуты Вера
брала свой альбом в красном бархатном переплете и перебирала фотографии этих
лейтенантов. Я часто щупал бумагу в ее альбоме. Она была толстая и белая. Вот на
чем рисовать!..
Когда Вера слегла, она позвала меня. «Гера, — сказала она, — когда я умру,
возьми мой альбом. Рисуй».
Помню, как подло я обрадовался. Еще бы— такая бумага! В школе мы писали
кто на чем. Вера сделала мне тетрадки из серых и желтых бухгалтерских бланков.
Там были напечатаны красивые и непонятные слова: «дебет» и «кредит». Рисовал я
тоже на «дебете» и «кредите». Борька, Скулопендра и Лесик любили рассматривать
мои воздушные, морские, наземные бои. Они говорили: «Здорово!» А как бы я на-
рисовал на хорошей бумаге! И вот Вера дарила мне свой альбом… С того времени
я стал прислушиваться к ее кашлю. И вот однажды… Прибежал с улицы, а Вера
застыла в своей постели… Бабушка шила тапочки из черной материи. Я подумал,
зачем такие непрочные тапочки? И тут до меня дошло, что бабушка шьет их Вере.
А Вере в них не ходить…Кожу свело на челюстях. Я выбежал во двор и по пустому
огороду спустился в овраг. Там свалился в бурьян, пытался прокусить себе руку,
чтобы кровь вся вытекла и я умер. Но зубы не слушались меня. Даже больно они
не желали делать… Я хотел умереть из-за того, что подло дожидался альбома. Но
расстаться с жизнью оказалось не так-то просто.
К альбому я не прикасался долго. Рисовал по-прежнему на «дебете» и «креди-
те». По рисованию у меня пятерки.
Но вот осенью у Юрика случился приступ, как сейчас. Мы дежурили возле
его постельки. Бабушка рассказывала Юрику сказки, а я ходил, как Чарли Чаплин,
и пускал зеркальцем зайчиков.
В конце концов брату надоели мои выкрутасы. Он попросил меня нарисовать
картинку. Я предложил ему бой матросов с японцами. Но Юрик в ответ замотал
головой: «Не хочу бой. Нарисуй мне красивую картинку».
Тогда я взял альбом и спустился в овраг подумать, что бы такое нарисовать
брату… Я засел в кустах паслена, недалеко от пещеры. Не люблю, когда мешают
рисовать. А тут надо еще и подумать…Над оврагом голубела небесная река. По ней
плыли серые дымы. Из-под земли донеслись голоса ребят:
Синее море,
Белый пароход,
Сядем — уедем
На Дальний Восток…
Я перебирал карандаши: синий, красный, простой и огрызочек зеленого. Ах,
какие цветные японские мелки видел я на базаре, когда ходил с мамой менять губ-
ную гармошку на галеты! Но просил за них дядька столько денег, что нам и не
снилось.
Я вздохнул и взял синий карандаш. Набросал запрокинутые под ветром гребни
волн. Дал им оттенки синего. Вот острый нос врезался в волны, округлая корма,
труба с дымком и две мачты… Зеленым карандашом подрисовал вдали островок с
треугольными распадками. На небе оставил белые пышные тучи. И еще взмахами