Упрощенная HTML-версия
Геннадий МАШКИН
ê
240
нижней полке. Соседи разлезлись по своим полкам. Мама постанывала, когда паро-
ход проваливался. Лицо ее бледнело все сильнее.
— Выведи меня на воздух, мама, — попросила она бабушку, словно отца тут
и не было.
Бабушка и отец взяли маму под руки и повели к трапу. Рыбин, хватая воздух
большим ртом, тоже шел на палубу. У самого трапа он прихватил рукой челюсть и
побежал. На верхних ступеньках мелькнули подковки на каблуках его яловых сапог.
— А ты выдюжишь? — спросил Семен, садясь на полку против нашей.
Я что-то промямлил: нужен он мне, такой «десантник», который любит япон-
цев. А внутри в самом деле становилось муторно.
— Ты должен выдюжить, — продолжал он, — иначе какой из тебя вояка?
— Дядя, а Герка наш знаете как здорово про войну рисует! — сказал проснув-
шийся Юрик. Он взял у меня с колен альбом и подал Семену.
Тот перелистал альбом.
— Чувствуется рука, — сказал Семен протяжнее, чем говорил раньше, и вер-
нул альбом. — Только война сплошь у тебя тут… Вот и говорю — вояка.
—У него есть и про синее море, белый пароход, — ответил Юрик, — только в
колзине — доставать далеко.
— Вот именно что в «колзине», — ответил Семен и взял Юрика к себе на ко-
лени. А мне сказал: — Рисуй лучше собак, яблоки, дома с дымом. Скоро на войну
мода пройдет.
Я скривил губы и засунул альбом в сумку. Какие еще собаки, яблоки, дома?
Я думаю про деда. Дай себе волю — и слюни распустишь. Смотрел, помню, кино-
картину цветную «Бэмби» и залился слезами, когда у Бэмби, крошечного олененка,
охотники убили мать… Пусть Борька попробует еще раз заикнуться об оркестре, я
ему покажу!..
И тут что-то накатилось изнутри к горлу. Я спрыгнул — только сетка взвизг-
нула за мной — и побежал к трапу. Ноги вынесли меня на палубу. Я протиснулся
между людьми у поручней на борту и свесился над морем.
Люди с зелеными лицами вокруг меня делали такие движения, точно хотели
выброситься в море, но в последний момент раздумывали. Я поглядел на них и сам
сделал такой же рывок за борт. Пароход в этот миг дал крен на наш борт, и мои руки
отцепились от поручней.
Сердце замерло— я повис над рокочущей пропастью. Потом скользнул вперед
и вниз. Но чьи-то большие руки поймали меня сзади.
Слева я увидел на спасительной руке только три пальца. И еще я заметил, как
самопал и одна ракета выскользнули из кармана и плеснули в тяжелой волне. Я и не
пожалел об этом. Тут же услышал я топот сапог и прерывистый голос отца:
— Семен… У меня в глазах, веришь, темно стало… Легче бомбежку перенес-
ти…
— У меня самого колени дрогнули, — сказал Семен, вытирая лоб ладошкой.
— А я нырять уж собрался, — объявил Рыбин и вновь свесился с борта.
Отец потеребил мои волосы и укрыл полой шинели.
— По реке ходить — красота: не мутит тебя, не тошнит, — сказал Рыбин,
вздыхая. — Так не живется ж на месте…
— Не паниковать! — отозвался отец. — Скоро шторм кончится.
—Может, полегчает, — обрадовался Рыбин.
— Сейчас подлечим вояку, — сказал Семен. — У меня есть лекарство.
Они отнесли меня к будочке твиндека.
Семен спустился вниз. Отец отошел к маме, которая висела на поручнях. Иног-