Геннадий МАШКИН
ê
244
корабля. И по нему сновали японцы в синих куртках с иероглифами, похожими на
драконов.
Юрик дернул меня за рукав:
— Гера, а где белый пароход?
Вот еще пристал… Я пожал плечами.
— Где твой «Оранжад»?
Я показал большим пальцем назад, в море.
— Где, где?
Я был так расстроен, что на этот раз не смог бы выкрутиться. Но тут баржа
стукнулась о причал, и люди заторопились на берег.
Мы опять ждали, пока все сойдут. Поднялись по трапу на берег последними.
Машина с вербованными отошла перед нашим носом. Мы не успели забросить в
нее свои вещи и теперь топтались с узлами на бетонной полоске пирса. Дина, ма-
ленькая жена Рыбина, пристукивала высокими каблуками полусапожек: замерзла.
На Дине жирно отсвечивала черная плюшевая куртка.
Меня раздражало пристукиванье и блеск куртки. Берег зыбился под ногами. К
солнцу сбежались откуда-то тучи, и море потемнело. Я оперся о железную тумбу,
натертую до блеска канатами, и стал следить, как Рыбин пыхтит в своей шубе коло-
колом, пытаясь поднять оброненный узел. Никто ему не мог помочь, так как руки у
всех были заняты. Даже Юрика опять наградили чайником. Он подтащил чайник к
Рыбину, сел на крышку и пытался помочь поднять узел. Наконец Рыбин кое-как за-
цепил свой узел рукой. Зато с шеи тючок свалился, когда Рыбин начал разгибаться.
Тючок зацепился за острый, раздвоенный на конце носок нашего чайника и
разлезся. Из дыры посыпалась на бетонную плиту бурая махорка.
Пробегавшие мимо японцы споткнулись, обступили нас.
— Узелок на бочок — рассыпался табачок, — сочинил Юрик и начал, сопя, со-
бирать махорку и ссыпать обратно в дыру. Но гнилая материя расползалась дальше.
Один из японцев, кривоногий, с редкими рябинками на круглом лице, одетый,
в отличие от других, в черный костюм, протянул десятку.
—Прошу вас, пожалуйста, продать мне табаку, — сказал он без запинки, свер-
кнув золотыми полукоронками на двух передних зубах.
Рыбин оторопело глядел то на свой тюк, то на десятку в руках японца.
— Не слышишь, что ли? — раздраженно одернул соседа Семен и цвиркнул
слюной через редкие зубы, словно беспризорник. — Человек просит махорки.
Рыбин склонился к маленькой Дине и пошептался.
— Воздержимся пока, — ответил Рыбин, опуская под ноги узлы. — Цена тут
неизвестная, стакана опять же нет…
—Да ты горстями, — посоветовал Семен. Глаза его были сужены не хуже, чем
у японцев, а бугристый нос покраснел.
—Како твое дело? —озлился Рыбин и бросился подбирать табак. —Через все
море вез, а тут продешевить. Нам он не даром доставался, табачок. Вот они, мозоли-
то. — И он протянул большие руки.
Ну где я видел его? Ловкие пальцы с шерсткой чуть выше сгибов. Ладони, как
чашки.
Будто языком вылизывал Рыбин бетон. Отец одним глазом косил на Рыбина,
другим на маму. Но мама не замечала ничего вокруг. Она глядела на пароход, кото-
рый отплывал назад. По горлу мамы прошла волна. Отец вдруг нахмурился и взгля-
нул на решетчатые ворота порта:
— Забыли про нас, что ли?
— Пойду потороплю коменданта, — сказал Семен и зашаркал тяжелыми бо-
тинками по бетонной дорожке. Из круговорота на его макушке выбивался вихор
цвета ржавчины.