Упрощенная HTML-версия
СИНЕЕ МОРЕ, БЕЛЫЙ ПАРОХОД
ê
273
А наши, конечно, все еще говорят обо мне. Отец про старое, что я его не хочу
понимать, а он для нас в лепешку разбивается. Рыбин советует поколачивать детей
почаще. Мать бурчит: «Все бегал бы, а табак будет полоть Ванька китаец?» Бабушка
возражает ей: «Нехай побегает, пока беззаботный…» А я совсем не беззаботный. Я
не знаю, что написать Борьке, Скулопендре и Лесику. Они-то думают, что я колочу
японцев. Но я занят совсем не тем… Даже наоборот — подружился с японцами…
Наступит утро, и я буду вновь думать, как встретиться с Сумико. Только сегодня все
стало хорошо, и вот —на́
тебе! — явился этот Рыбин и оскорбил Сумико. Точно мне
под дых залепил.
Ивао внезапно бросился к двери в прихожую. Он приглашал кого-то зайти.
Через минуту широкая фигура Рыбина заслонила треть окна.
Я прокрался межой к неплотно сдвинутому окну и услышал голос Рыбина.
— Шкаф не надо, — отрубал он, переходя комнату, — все заставлено у меня
уже… Одеяла есть — десять штук… Картинки — зачем? Лучше сам нарисую ру-
салку или дворец на клеенке…Рыбки—какой от них толк, жрать им только давай…
Вот жаровенка рази ж…—Он остановился перед Ге и взял жаровню в руки, словно
взвешивая. — В дожди обогреться в самый раз. Печку все время не натопишься…
Пойдем, парень, отсыплю тебе табачку за жаровенку…Старику, ясно дело, без мах-
ры тяжело. Все курить хотят — здоровый ты иль полоумный… Эх-хе-хе, все война
проклятая…
Я отпрянул от окна и вернулся в кусты.
Лязгнула дверь. Рыбин вынес жаровню на вытянутых руках. Красный отсвет
падал на его лицо. Казалось, у него нет глаз. Вместо них — две пещеры.
—А ты не забудь дяде своему передать, — говорил Рыбин ковылявшему сзади
Ивао, — если он подожгет нас, вам всем плохо будет.
—Моя вакаранай, — уныло ответил Ивао, — моя вакаранай.
— Всё вы хорошо понимаете, — продолжал Рыбин, — да притворяетесь.
—Моя вакаранай…
Они прошли недалеко от меня и скрылись за косогором.
Я сорвал листик бузины и не заметил, как изжевал его в горькую кашицу. Глаза
смыкались. Равномерное подмигивание маяка усыпляло. Однако я дождался, когда
в наших окнах погас свет. Тогда я побрел домой.
12
Отец словно чуял что-то. Он не спал. И вообще он — по воздуху пройди — ус-
лышит. Недаром был разведчиком. Когда я, не дыша, поднялся по лестнице, раздал-
ся из спальни его голос:
— Ты где шляешься по ночам?
— Да так… гулял, — пробормотал я и юркнул под свое тонкое одеяло возле
корзины спящего брата.
— Смотри — заведут они тебя в сопки… Ищи свищи потом…— Он кашлянул.
Сказать ему про Кимуру или нет? У меня заныла правая рука — сдавил ее Ки-
мура утром. Но, вместо того чтобы пожаловаться, я пробормотал:
— Не все такие они, как вы думаете…
— Повоевал бы с мое…— проворчал он, и мы затихли.
Одна мысль пришла мне в голову. Пусть они живут как хотят. Боятся друг
друга и ненавидят. А нам незачем плыть на пустой остров. Мы и здесь хорошо уст-
роимся. Они живут по-своему, а мы будем по-своему. Мы с Сумико спокойно будем