Упрощенная HTML-версия
КОВЫЛЬ
ê
481
Глава 4
Сережка влез в кабину, сел на порванное сиденье, из которого вместе с ватой
торчала пружина, сказал:
— Довезите, дяденька, мне в Ждановку.
— Дяденька? — хохотнул сиплым голосом шофер и тут же ругнулся: — Пас-
куда! Пока едешь — работает, остановишься — глохнет.
Водитель неуклюже вылез из машины, достал из-под сиденья железную руко-
ять, начал заводить — полуторка дергалась, чихала, но тут же глохла вновь.
— А ну, парень, нажми стартер — вот здесь — и отпусти, — он кинул шапку
на сиденье — упарился, и... Сережка увидел толстую косу, выбившуюся из-под те-
логрейки.
Девушка оказалась молодой, моложе, наверное, Натальи и Арины, с которыми
Сережку отправляли на лесозаготовки, только лицо у нее кажется грубым из-за того,
что чумазое. Шапка, мужские суконные штаны и, главное, хриплый голос обманули
Сережку. А водитель ему с самого начала показался странным — невысоким, ниже
его, кургузым и широкозадым.
— Чего вытаращился? — засмеялась она, когда мотор, наконец, ожил, и она
заняла свое место. Передразнила: — Дяденька! Не видел таких замазух?
Сережке было неловко оттого, что обознался, он опустил взгляд, увидел ее ко-
лено, туго обтянутое серой штаниной, нахмурился и стал смотреть вперед, стараясь
незаметно ладонью прикрывать рвань на своих тощих и грязных ногах.
Девушка бросила рукоять под ноги, закусив губу, выжала сцепление и вклю-
чила скорость — машина слегка дернулась и, подвывая и соскальзывая в рытвины,
поползла вперед. Лицо у нее стало серьезным и сосредоточенным: разогнать маши-
ну на скользкой избитой дороге и не съюзить в канаву было непросто.
— Откуда чапаешь? — спросила она, когда дело наладилось.
— Лес разгружал. В городе.
Она мельком взглянула на него, качнула головой, вздохнула:
— Да-а. Ждановка твоя где? Я такой не знаю.
— А мы — в стороне, за Семеновкой.
— Ага. Удрал?
— Нет. Закончили.
— Почему один?
Сережка коротко рассказал, как из Ждановки его одного оставили на разгрузке
барж, а остальных отправили в лес.
— А я вот, дура, ездила запчасти для МТС получать, — она крякнула по-му-
жицки, будто ругнулась. — Всего два коленвала дали да ящик с болтами. Тьфу! —
помолчала, подумала немного: —Могли и вовсе ничего не дать.
От мотора в кабину шло тепло, Сережка согрелся, глаза у него стали слипаться,
его мотало из стороны в сторону, несколько раз он сильно ткнулся лбом в стекло,
— Разобьешь! — и тут же пожалела: — Умаялся, бедненький. Голодный,
поди?
Могла и не спрашивать. Она видела Сережкино лицо, когда он влезал в каби-
ну: от боли и усталости голубые глаза его поблекли и стали заволакиваться белесой
мутью — верный признак того предела человеческого терпения, за которым насту-
пает смерть или ожидает безумие.
Сережка уловил в ее голосе заботливые бабьи ноты. Промолчал. Она некото-
рое время сосредоточенно смотрела вперед, потом, когда миновал трудный участок
дороги, расстегнула левой рукой верхние пуговицы на ватнике, а там и на кофте,
достала небольшую горбушку хлеба, переломила пополам, уперев в колено: