Упрощенная HTML-версия
КОВЫЛЬ
ê
483
Глава 5
Галеты оставил. Жалко? Сережка не мог ответить на этот вопрос. Оттого, что
не пожадничал, будто посветлело на душе, а перед Нюркой и Мишуком — виноват,
вот и разберись.
Ну, ничего, сейчас хлеб дома должен быть. Дали на трудодни, наверное, хоть
сколь-нибудь. Всю прошлую зиму навоз с фермы на поля возили, дожди были ле-
том — урожай ожидался хороший. Перед войной отец полную подводу, с верхом, зер-
на домой привозил, а прошлогодний хлебушко мать на себе, не тужась, принесла.
Сережка достал из кармана последний сухарь: теперь он уже не сомневался,
что доберется домой.
Если бы дали по полкилограмма на трудодень... Жирно будет, хотя бы грамм
по двести, и то хорошо: с картошкой, огурцами, свеклой, морковкой да капустой —
жить можно было бы! Только успела ли мать управиться на своем огороде? Ну, раз-
ве оставит она его? Лишь бы не захворала; выкопала, конечно, и картошку, и репу.
Да и Нюрка там... уже не маленькая.
Мысль о сестре, вильнув змейкой, вернула его на дорогу, к девушке-шоферу.
Смелая. Сережка оглянулся. Полуторка была бы еще видна, но сумерки уже надви-
нулись и поодаль сравняли все — небо, землю, машину. Мелькнули две крохотные
звездочки низко над полем и пропали. Может быть, это свет задних огней, или они
у нее не горят?
Не спросил, как зовут. Оробел вдруг. Наверное, Дашей. Даша — хорошее имя.
Сережке нравится. Добрая — угостила его теплым хлебом. Не мог он остаться в
долгу, вот и вытащил галеты. Ей еще крутить и крутить баранку, нахлебается в тем-
ноте по такой дороге, хорошо, если машина не подведет. Свечи — барахло, факт, а
бабы что понимают? Ну, она, кажется, толковая: все лицо забрызгано, откручивала,
значит. Да толку, видно, чуть.
Видел Сережка, что не хочется ей отпускать его, тоскливо оставаться ночью
одной на дороге... А он драпанул.
Малость испугался он, признаться, потому что промелькнуло в лице у нее что-
то такое...
Так у них в деревне смотрела на пацанов Шурка Акульшина. Смотрела, смот-
рела да и высмотрела в прошлом году Сережкиного дружка Костю. Костя старше
Сережки на два года, ростом, конечно, повыше и в плечах шире. Почти парень. При-
гласила его Шурка раз к себе домой, чтобы помог сеновал подправить, потом дру-
гой раз понадобилась какая-то помощь, а потом по деревне слух пошел, что бессты-
жая Акульшина мальца опутала. Шуркины подруги успели до войны определиться:
одни мужей на фронт проводили, другие —женихов, а она осталась вольная, замуж
не торопилась, все отшучивалась:
— Хомут на шею надеть успею!
Не успела, осталась беспризорной, всех парней забрали на войну. Кто милого,
пусть увечного, ждет, кто весточку, а Шурке ждать некого.
Мать Кости Шурку срамила, сучкой и стервой называла и просила-уговарива-
ла не губить сына, на колени перед ней становилась, но Костя сам, как упрямый бы-
чок, нагнет голову, чтобы никого не видеть, и после работы только через знакомый
сеновал домой идет.
Даша моложе Шурки, не было, наверное, у нее парня до войны, а теперь смот-
рит…
И на сестренку, Нюрку, Даша чем-то похожа. До нынешнего года Мишук, бы-
вало, по глупости сестренку бил—чем попадет, сердился, что занятая делом Нюрка
внимания на него не обращает; она сдачи не давала, жалела. Терпела, не плакала,