Упрощенная HTML-версия
Евгений СУВОРОВ
ê
514
Итак, я иду!
Грохотал, дребезжал под гору ходок, в нем сидели мужчина с женщиной. Ра-
зогнавшись, лошадь бежала через стлань. Рядом с колесом, ни на шаг не отставая,
бежала рыжая собачонка. Хвост у нее колечком, морда веселая — рада, что хозяева
взяли с собой в лес.
— Я иду-у-у! — крикнул я березам, соснам, дороге и птицам, пролетавшим
надо мной. Не думал, что именно эта дорога будет для меня самой желанной, самой
необходимой… Я не понимал, почему иду только сейчас, — где же я был три года
назад, четыре, пять?
Я шел тогда, объятый зелено-голубым миром, и благодарил Совку, что она по-
могла мне ярче увидеть красоту полей и дорог, леса и неба над его вершинами…
Расскажу Совкиной дочери все с самого начала. Она, конечно, сначала не по-
верит, а я буду рассказывать — о том, как давно знаю и люблю ее. Она удивится
и, может быть, придет в такой же восторг от моего рассказа, как я — от рассказа
отца!
Жадно всматриваясь в каждый поворот дороги, старался угадать, что же за
этим поворотом: какой лес, какое поле и даже какие облака? Я как будто смотрел
старый фильм, который видел очень давно и который мне понравился, хоть я в нем
ничего не понял, только смотрел, радовался и не мог произнести ни слова. Помню,
как отец с улыбкой поглядывал в мою сторону, довольный, что взял меня с собой.
Вот сейчас, думал я тогда, задохнусь от каких-то неясных ощущений, от чего-то,
что ждет меня впереди! В этом сказочном мире мне предстояло совершить какой-
то героический поступок, за который меня будут все любить. Какой поступок — я
тогда не знал. Теперь догадывался: я хотел полюбить всех, хотя бы понять, это и
было бы моим героическим поступком, и не надо заботиться о том, чтобы и меня
все любили, — это лишние хлопоты.
Или нет, ни о чем я тогда не задумывался, просто был самым счастливым че-
ловеком на земле. И вот оказывалось: чтобы сделаться счастливым, мне надо одно-
единственное — понравиться Совкиной дочери!
А если у нее есть жених?
А если она замужем?
Почему я ни разу об этом не подумал?
Дорога прямая, узкая, деревья сомкнулись вверху, и я шел по бело-зеленому
коридору из берез и сосен; за стволами едва заметно заголубело маленькое круглое
пятно; оно скоро превратилось в густо-синее, и я понял, что подхожу к реке. Издали
несколько сосен у дороги кажутся красными. Ближние сосны отодвигаются — и
мгновенно открывается вид на реку. И вот уже виден на том берегу высокий дрему-
чий лес, поднявшийся тремя уступами и замкнувший небо, и кажется, что дальше
дорога никуда не ведет.
У горизонта накопилось облаков, они обходили солнце, не приближаясь к
нему, — держали путь на север.
Четкие косые тени деревьев пересекали дорогу.
Синий коридор над заросшей дорогой сузился, сошел на нет, и посветлело
впереди закругленным лезвием широкого охотничьего ножа — это дорога сделала
крутой поворот, и мне какое-то время казалось, что я иду не на Бадонки, а домой. У
самого леса над черной водой — ослепительно белая прерывистая цепь солнечных
вспышек. Вспышки будто плыли, но когда я пригляделся, то увидел: они качаются
на волнах на одном месте, движутся только волны. Вспышки играли, манили к себе,
но только обратишь на них внимание — исчезали. Река блестела от берега к берегу
треугольником, острие которого кончалось возле моих ног. Я шел, и сверкающий
треугольник двигался вместе со мной.