Упрощенная HTML-версия
ЩЕПКА
ê
109
А в Губчека — люди, вооруженные винтовками, стояли на каждой площадке, в
каждом коридоре, у каждой двери и во дворе, люди в кожаных куртках, в суконных
гимнастерках, френчах, вооруженные револьверами, сидели за столами с бумагами,
бегали с портфелями по комнатам, барышни, ничем не вооруженные, красивые и
дурные, хорошо и плохо одетые, трещали на машинках, уполномоченные, агенты,
красноармейцы батальона ВЧК курили, разговаривали в дыму комендантской, при-
слуга из столовой на подносе разносила по отделам жидкий чай в рыжих глиняных
стаканах с конфетами из ржаной муки и патоки, посетители в рваных шубах (в Чека
всегда ходили в рванье. У кого не было своего — доставали у знакомых) робко бра-
ли пропуски, свидетели нетерпеливо ждали допроса, те и другие боялись из посети-
телей, из свидетелей превратиться в обвиняемых и арестованных.
Утрами в кабинете на столе у Срубова серая горка пакетов. Конверты раз-
ные — белые, желтые, из газетной бумаги, из старых архивных дел. На адресах
лихой канцелярский почерк с завитушками, с росчерком, безграмотные каракули,
нервная интеллигентская вязь, старательно выведенные дамские колечки, ровные
квадратики шрифта печатных машинок. Срубов быстро рвал конверты.
«Не мешало бы Губчека обратить внимание... Открыто две жены. Подрыв ав-
торитета партии... Доброжелатель.»
«Я, как идейный коммунист, не могу... возмутительное явление...»
«Некоторые посетители говорят прислуге — барышня, душечка, тогда как те-
перь советская власть, и полагается не иначе, как товарищ, и вы, как... Необходимо,
кому ведать сие надлежит...»
Срубов набил трубку. Удобнее уселся в кресле. Пакет с надписью: «совершен-
но секретно», «в собственные руки». Газетная бумага. Разорвал.
«Я нашел вотку в 3-ай роти командер белай Гат...»
Дальше на белом листе писчей бумаги рассуждения о том, что сделал в Си-
бири Колчак и что делает советская власть. В самом конце вывод: «...и поетому
ево (командира роты) непрямено унистожит, а он мешаит дела обиденения рабочих
и хрестьяноф, запричаит промеж крастно армейциф товарищетская рука пожатию.
Врит политрук Паттыкин.»
Срубов морщился, сосал трубку.
Акварелью на слоновой бумаге черный могильный бугорок, в бугорок воткнут
кол. Внизу надпись: «Смерть кровопийцам чекистам...»
Брезгливо поджал губы, бросил в корзину.
«Товарищ председатель, я хочу с вами познакомица, потому что чекисты очень
завлекательныя. Ходят все в кожаных френчах с бархатными воротниками, на боку
завсегда револьверы. Очень храбрые, а на грудях красные звезды... Я буду вас ожи-
дать...»
Срубов захохотал, высыпал трубку на сукно стола. Бросил письмо, стал смахи-
вать горящий табак. В дверь постучали. Не дожидаясь разрешения, вошел Алексей
Боже. Положил большие красные руки на край стола, неморгающими красными
глазами уставился на Срубова. Спросил твердо, спокойно:
— Севодни будем?
Срубов понял, но почему-то переспросил:
— Что?
— Контрабошить.
— А что?
Четырехугольное плоское скулистое лицо Боже недовольно дернулось, ше-
вельнулись черные сросшиеся брови, белки глаз совсем покраснели.
— Сами знаете.